Анна Сохрина — Дорогие мои старики

by Evrofilm · 03.02.2012

Анна Сохрина

Дорогие мои старики

Наши старики приехали сюда, привезли свои тощие чемоданы, воспоминания и букет болезней.
— Вэй из мир! Кто бы мне, старому еврею, пять лет назад сказал: «Зяма, ты едешь жить в Германию. В лицо бы плюнул….»
— А куда бы ты со своей русской невесткой поехал? В Израиль?
— Вот-вот, только ради сына и тронулись. Как говорит Розочка: «Разве она покормит его как следует?»
Наши старики… Погоревали, покручинились, привыкли. Взвалили на себя заботы и хозяйство. И пока наши мужья лежат на диванах, исполненные чувства собственного достоинства, старики стирают и варят, ходят за покупками и учат уроки с детьми.
— Гаренька, что ты там написал в тетрадке по-немецки? Я проверю.
— Как это не знаю немецкий? Ну и что?
«Соня стирает, я выкручиваю…» — Эта универсальная Райкинская формула остается без изменений, на какой бы части суши мы сегодня не жили.
Наши старики приободрились, осмотрелись, решили, наконец, одеться по-человечески. И, вообще, где встретишь наших людей в воскресный день? На пределе. Здесь они встречаются, раскланиваются, обмениваются впечатлениями о жизни.
— Фира себе пальто купила за две марки, так еще хуже чем твое!
— Циля, что это такое желтое ты на себя надеваешь? Это на твой-то бюст?
— Белла Ароновна, где вы это платье брали? Где! В «Херти»? А я думала в «Каритасе».
Клара Борисовна в первый раз составляет для социала список на зимний кляйдунг. Она открывает русско-немецкий словарь и старательно переписывает в него все предметы женского туалета. Список получается длинный на три страницы.
— Клара Борисовна, вы что же, совсем голая приехали? — насмешливо спрашивает сосед.
— Ой, да вы что… Мы ж бежали сюда, как от немцев.
Приоделись, поехали по Европам с русским гидом. Зря разве столько лет просидели за железным занавесом? Встречаются две наши старушки на дворе:
— Ну, как тебе Париж?
— А как тебе Лондон? Да кто о таком мечтал?
К старикам Рабиновичам приехал из Израиля погостить брат Лева. Рабиновичи решили не ударить лицом в грязь, показать брату мир, и записались на однодневную экскурсию в Амстердам. Амстердам был великолепен, речь экскурсовода лилась легко и изящно, здания и музеи впечатляли, однако в «розовом» квартале случилось ЧП. Рабинович-младший, шестидесятилетний Рува, засмотревшись на мулатку, вперся в зеркальную витрину лбом. Но, к счастью, витрину не разбил, а отделался причитаниями жены, миры Львовны и огромной синей шишкой на лбу. Рабинович-старший выкинул коленце похлестче. Воспользовавшись всеобщей неразберихой, свернул в какой-то проулок и исчез за тихо скрипнувшей дверью. Брата Леву разыскивала вся группа во главе с экскурсоводом. За две минуты до отхода автобуса, когда рыдающая в голос Мира Львовна засовывала под язык третью таблетку валидола, а Рабинович-младший сидел с холодным компрессом на лбу, наш герой таки возник на горизонте. Семидесятилетний Рабинович появился слегка помятым, сильно покачиваясь, но с огнем в глазах.
— Только ничего не рассказывайте моей Цилиньке, — шепнул он отважно подмигивая жене брата.
Наши старики приоделись, съездили, посмотрели, решили заняться своим здоровьем. Дедушка Изя сел на лечебную диэту. Голодал, голодал, открыл утром форточку, чтобы сделать оздоровительную гимнастику и упал в голодный обморок. Как говорит (ят) бабушка Бася и ее дочка Лиза «До какого же состояния нужно дойти, чтобы в сытой Германии упасть в голодный обморок?»
Старики усердно учат немецкий. В синагоге создали группу «От шестидесяти и дальше…» И когда бабушка Софа на занятии в очередной раз пишет в своей тетрадке с ошибками спряжение глагола «sein», дедушка Боря хлопает ее учебником по голове и радостно кричит:
— Девочки, поздравляю вас с началом маразма.
Кто у нас в эмиграции ходит на все собрания, заседания, встречи и литературные вечера? Кто, вообще, самая активная часть населения? Кому больше всех надо? Конечно наши старики. Чему, спрашивается, удивляться? Если послушать, то в эмиграцию приехали сплошь доктора наук и главные инженеры. Только в наших домах количество профессоров на каждый подъезд, как в сталинских ссыльных деревнях. Просто так там никто не работал. И пусть про Абрама Семеновича, Марк Соломонович говорит, что тот никаким главным инженером не был, а работал скромным конструктором в зашарпаном КБ. Это ничего не меняет. К нему ходили советоваться люди! И он бы стал главным, если бы не пятый пункт. . И Исаак Абрамович защитил бы диссертацию, если бы эти антисемиты не зарезали ему докторскую. Э-эх, что сейчас говорить… Было все, было. Ушло, истаяло, растворилось, пропало, мелькнуло тенями прошлого на потолке в ночи бессонницы. И зачем старому еврею в Германию? Кто бы раньше сказал, а кто бы поверил… А сейчас что — куда дети, туда и внуки, куда внуки — туда и мы.
— Соня стирает, я выкручиваю.
На Хануку в синагоге оркестр заиграл «Фрейлахс», и пока наша молодежь жалась у стеночек, старики образовали живую цепь, стали танцевать. Они лихо неслись по залу, отбивая каблуками дробь и веселясь от души. Я тоже, положив кому-то руки на плечи, прошла круг, другой и, почувствовав, что не выдерживаю темпа, запыхалась, отошла в сторону отдышаться. А наши старики, как ни в чем не бывало, неслись в танце своей юности, молодея на глазах. И глядя на их родные, повеселевшие лица, я подумала: да, сильна еще старая гвардия. То железное поколение, которое вынесло на своих плечах все: войну, и разруху, и Сталина, и Брежнева, и перестройку, и эмиграцию. Они поддерживают нас, так часто падающих духом, они бегают по дешевым рынкам и «Альди», экономя наш «социал», они водят наших детей в детсад и в школу, пока мы учимся на арбайтсамтовских курсах, они… Да что мы без них.
— Соня стирает, я выкручиваю.
Дорогие мои старики, будьте здоровы, счастливы и живите долго. Потому, что пока вы живы, мы можем позволить себе оставаться детьми.