Этнографические записки в Израиле. Часть 2 (Александр Этерман)

Среди нас живет интересная группа людей, име­нующая Россию метрополией. Более или менее понятно, кто в нее входит: деловые люди, имеющие экономические интересы в России, деятели культуры, ориентированные на российский культурный рынок, просто активные граждане, не сумевшие или не захотевшие сменить круг интересов, милые обыватели, прово­дящие в России много времени. Эта небольшая группа, как ни странно, довольно устойчива (временно, разумеется, но это как раз совсем не страшно), ибо на данном этапе она пополняется молодыми людьми, принявшими соответствующий культурный выбор. Ее можно, правда; с величайшей осторожностью исследо­вать в диахронии, полагая значимыми усредненные по времени результаты. Увы, в подавляющем числе более серьезных случаев этот метод неприменим.

В последнее время в прессе и на самых различных форумах активно обсуждаются две острые и болезненные социальные про­блемы русскоязычной общины Израиля. Первая, собственно, не нова, напротив, ей столько же лет, сколько и самой общине; при этом бросается в глаза, что за полтора десятилетия ее решение не продвинулось ни на миллиметр. Речь идет о кровно всех нас ка­сающейся пенсионной проблематике русскоязычной общины — еще более острой, чем общеизраильская, кстати, тоже непро­стая . Эта проблематика «украшена» двумя важными специфиче­скими обстоятельствами: иммигранты из СССР/СНГ среднего и старшего возраста приехали в Израиль не только без денег, но и практически «голыми» с точки зрения пенсионного будущего — либо утратив вместе со стажем заработанную ранее пенсию, либо сохранив ее в символическом размере, не обеспечивающем ми­нимальный прожиточный уровень; положение усугубляется тем, что у иммигранта, начавшего работать в Израиле в возрасте 45 лет и старше, незначительные шансы заработать удовлетворитель­ную пенсию.

Вторая проблема — наметившееся в последние годы и, судя по всему, статистически значимое ухудшение интеграции иммигрантов-школьников. Многие аспекты интеграции детей школьного возраста, приехавших в Израиль в последние годы из стран СИ1, выглядят весьма тревожно в свете текущей статистики: согласно опубликованным данным, процент иммигрантов-школьников, получающих аттестат зрелости, сегодня намного ниже, чем в пер­вой половине девяностых годов, увеличилось число «русских» под­ростков прервавших учебу в школе. Существенно выросли также показатели «русской» подростковой и молодежной преступности.

Я рассмотрю обе эти проблемы, начав со второй, с теорети­ческой точки зрения более показательной. Заранее отмечу, что не стану оперировать цифрами и, следовательно, воздержусь от практических выводов и предложений; к тому же мы быстро убе­димся, что цифр нам просто-напросто недостаточно. Поэтому не следует ожидать от данной статьи иных результатов, кроме мето­дологических; впрочем, от них до практических рекомендации не так уж далеко.

Политические и общественные деятели, а также исследова­тели, порождающие тревожную информацию о проблемах «рус­ских» подростков, сродни мольеровским медикам: они с легкос­тью почти на глаз, ставят диагноз, уверенно берутся за исправле­ние ситуации и сразу же предлагают практические рецепты. Между тем данные, которыми они оперируют, отчасти недоста­точны отчасти некорректны. В принципе, исследователи могут оказаться как правыми, так и неправыми, однако их потенциаль­ная в лучшем случае случайная, правота никак не может считать­ся достаточной. Но и это еще не все. В нашей явно неэргодической ситуации, в нестабильном и принципиально неустойчивом «русском» социуме случайная правота не гарантирует практичес­кого успеха. Самое меньшее, чем рискует методологически не­корректный исследователь, — это метко выстрелить в пустоту, ибо весьма вероятно, что самые здравые меры, адресованные ны­нешней ситуации, завтра окажутся безадресными — ведь неэргодическое мгновение неповторимо; между тем серьезные рефор­мы наверняка адресованы не столько ускользающему настояще­му сколько будущему. Тюрго говорил по весьма сходному поводу, что истинная задача общественного деятеля — научиться предска­зывать настоящее; к сожалению, это практически невозможно.

Если оставить в стороне большую часть относящихся к делу цифр (как мы увидим, сомнительных) и, соответственно беззу­бые ссылки на источники, тезисы упомянутых исследователей могут быть сведены к следующему.

1. В последние годы резко ухудшились учебные показатели школьников из семей русскоязычных иммигрантов. Конкретно среди «русских» школьников, приехавших в Израиль в последние пять лет и окончивших среднюю школу, удельный вес получив­ших багрут (аттестат зрелости) упал до 46%, то есть до беспреце­дентно низкого уровня. Десять лет назад аналогичный показатель был выше общеизраильского (недавно прошедшего отметку 60% среди тех, кто сдавал экзамены), а теперь он значительно ниже

2. Все больше «русских» школьников, приехавших в Израиль в последние годы, бросают школу и вообще выпадают из «багрутной» статистики — и из системы образования в целом

3.  Причиной этих бед является языковая проблема Юные иммигранты плохо знают иврит, поэтому им очень трудно успеш­но вписаться в школьную жизнь, тем более — сдавать экзамены

4.  На естественный вопрос, почему десять лет назад недоста­точное знание языка не порождало аналогичных проблем иссле­дователи отвечают: в то время изучение иврита среди школьни­ков-иммигрантов было поставлено гораздо лучше. В каждой школе (где в то время заведомо учились десятки иммигрантов) эффективно функционировали специальные классы (ульпаны) изучения иврита, но затем, в связи с резким уменьшением числа школьников-иммигрантов, система специальных классов была ликвидирована — и результаты налицо.

Прежде всего, выскажу нехитрое предположение: «языковая гипотеза», по-видимому, появилась на свет сама собой, без эмпи­рического обоснования; она была порождена плюс-минус следу­ющим скверно произведенным логическим рассуждением- наши дети уж точно не хуже «их» детей, стало быть, не должны от них отставать; единственное, чего нашим детям может не хватать — это иврит, следовательно, дело в нем. Раз так, посмотрим что из­менилось за десять лет в языковой подготовке: ага, вместе с «большой алией» исчезли дополнительные языковые классы для иммигрантов — вот оно, ядро проблемы, а заодно и ее решение- необходимо эти классы восстановить.

Языковая проблема, несомненно, существует; она затрагива­ет в том числе и школьников-иммигрантов, но не только русско­язычных и не только в Израиле — это общая проблема всех имми­грантских сообществ. Разумеется, каждая община решает ее по- своему. Для наших целей важно помнить, что «русская» иммигра­ция вовсе не началась в 1989 году. «Русские» дети приезжали в Из­раиль и раньше, из года в год; например, я привез сюда своих де­тей в 1985 году, когда иммиграция евреев из бывшего СССР со­ставляла менее тысячи человек в год. В те времена языковые классы для репатриантов не существовали — их не из кого было составлять. Анализировал ли кто-нибудь из исследователей ста­рые данные об успеваемости «русских» школьников, об их языко­вой и учебной адаптации, о корреляции между ними? Едва ли, а жаль — полагаю, результат оказался бы поучительным.

Двинемся дальше. Я не сомневаюсь в реальности и значимо­сти языковой проблемы, в том числе в ее влиянии на успевае­мость школьников-иммигрантов; впрочем, кое-какие данные указывают, что эта проблема вряд ли является единственной или даже основной. Тем не менее гипотезу о ее приоритетности следу­ет проверить; как мы увидим ниже, это не очень сложно. Но прежде следует задуматься вот о чем.

Исследователи обсуждают прежде всего статистические дан­ные о получении аттестатов зрелости «русскими» школьниками, приехавшими в Израиль в течение последних пяти лет; доля им­мигрантов, получивших аттестат в последние годы, сравнивается как с общеизраильской, так и с иммигрантской статистикой про­шлого десятилетия. Но учитывается ли при вычислении этих «средних» величин продолжительность пребывания школьни­ков-иммигрантов в Израиле? Иными словами, рассчитывая сред­ние показатели, допустим, за 2005 год, не объединяются ли чисто механически данные о подростках, приехавших полгода назад, с данными об их предшественниках, находящихся в Израиле, ска­жем, три-четыре года? Если это так, вполне вероятно, что мы по­лучаем искаженный результат как раз в том, что касается языко­вой стороны дела и ее влияния на успеваемость. Новоприбывшии подросток, будь он семи пядей во лбу, не сможет сдавать школь­ные экзамены на иврите, не говоря уже о качественном усвоении гуманитарных школьных программ. С другой стороны, для боль­шинства детей и даже подростков, в отличие от взрослых, языко­вая проблема вполне разрешима за несколько лет. Более того, для маленьких детей эта проблема вовсе не существует; ребенок, при­ехавший (например, в 1990 году) в шестилетнем возрасте, уже че­рез два-три года не просто владеет ивритом как родным языком, но к немалому сожалению родителей, как правило, теряет каче­ственный русский язык. Для нас существенно иное — когда через 12 лет (скажем, в 2002 году) этот подросток будет сдавать выпуск­ные экзамены, в языковом плане он уже давно не иммигрант, а самый что ни на есть коренной израильтянин. Поэтому, если «языковая гипотеза» верна, такой школьник должен основатель­но искажать статистику. Отметим, что среди исследуемой сово­купности русскоязычных иммигрантов, прибывших в последние годы, детей с десятилетней продолжительностью пребывания в Израиле вообще нет. Тривиальное следствие: необходимо прове­рить, какой была средняя продолжительность пребывания в Из­раиле «русских» школьников 90-х годов, попавших в статистику, и насколько она отличалась от показателей нынешних «русских» школьников. Подозреваю, что весьма существенно — но в таком случае сравнение этих групп неправомерно.

Для того чтобы подкрепить это наблюдение, необходимо двинуться дальше и сравнить школьные успехи разных иммиг­рантских поколений с одинаковой продолжительностью пребы­вания в Израиле. Не исключено, что в этом случае разница в до­стижениях будет не столь драматичной. Кроме того, распределе­ние экзаменационных успехов «русских» школьников в зависи­мости от продолжительности пребывания в стране само по себе представляет немалый интерес. Не окажется ли, скажем, что и в 90-е годы старшеклассники, приезжавшие в Израиль, испытыва­ли трудности, статистически сравнимые с нынешними? Не менее интересно было бы установить, действительно ли продолжитель­ность пребывания в Израиле сверх двух-трех лет, безусловно вли­яющая на уровень владения ивритом, существенно улучшает эк­заменационные показатели. Если это утверждение неверно, «языковая гипотеза» вызывает еще большие сомнения.

В любом случае, независимо от того, насколько успехи школьников-иммигрантов коррелируют с их знанием иврита, чтобы со­ставить более полное представление о проблеме, необходимо (точь-в-точь как при анализе численного решения сложного урав­нения) гораздо больше данных — целые таблицы, причем весьма разнообразные. Эти данные должны быть актуальными, а не исто­рическими; с другой стороны, в отличие от диахронического, син­хроническое усреднение и в нашем случае продолжает оставаться осмысленным, поэтому во многих случаях можно удовлетвориться не полными, а выборочными «горизонтальными» данными или да­же результатами опросов. Некоторые из этих «средних показате­лей» можно и даже нужно сравнить с историческими данными, однако такое сравнение обязано быть особенно аккуратным. В лю­бом случае, чтобы поставить правильный диагноз, который скорее „сего окажется многопараметрическим, необходимо построить не­что вроде социальной карты исследуемого коллектива; при этом нельзя пренебрегать фундаментальными параметрами, которые априори представляются не совсем релевантными.

Следует иметь в виду, что в последние годы число иммигран­тов прибывающих из стран СНГ, относительно невелико, не более 2000 семей в год, поэтому их комплексное социологическое обследование — тем более обследование семей, в составе которых есть дети определенного возраста, — не очень обременительно. К тому же ЦСБ, Министерство абсорбции и некоторые другие ве­домства располагают компьютерными данными, которые сами по себе содержат ответы на большинство наших вопросов, — их необходимо только обработать.

Какая информация необходима для того, чтобы корректно исследовать проблему успешности учебы «русских» школьников. Это должны быть статистически стандартные социальные дан­ные, разумеется, объективные и поддающиеся сравнению.

1 Предыдущее место жительства (страна, город); дата приезда.

2 Место жительства в Израиле (город, микрорайон).

3    Возраст и уровень образования родителей.

4    Уровень благосостояния семьи (доходы, жилье и пр.).

5  состав и характер семьи (с особым вниманием к неполным семьям).

6 Состояние здоровья школьников.

7 Тип школы, в которой учился и учится школьник (следует выяснить, в частности, не посещал ли он ранее религиозную школу, не готовящую учеников к экзаменам на аттестат зрелос­ти) • данные об успеваемости школьника в этой школе.

8 Использование помощи репетиторов и потребность школьника в ней (сегодня в Израиле помощью репетиторов в той или иной степени пользуются подавляющее большинство уча­щихся старших классов; отсутствие возможности нанять репети­тора перед экзаменами может оказаться решающим).

Прежде чем вычислять средние данные по русскоязычной общине в целом, необходимо изучить и взвесить эту элементар­ную базисную информацию. Только после этого можно всерьез взяться за дело. Как мы отмечали, необходимо прежде всего дифференцировать школьников по продолжительности пребывания в Израиле и проверить, как степень их интегрированное в об­ществе (прежде всего уровень владения ивритом) коррелирует с данными об их успеваемости. Затем следует выяснить, каковы ре­зультаты «русских» школьников не на общем израильском фоне а в более узком контексте, прежде всего в сравнении с результата­ми учащихся тех же школ, а также кварталов (или городов) где живут школьники-иммигранты. После этого следует приступить к обычному социальному диагностированию, то есть выяснению степени благополучия семей «русских» школьников, анализу их успеваемости по сравнению с аналогичными израильскими со­циальными группами. Следует учесть при этом удельный вес не­полных иммигрантских семей, проверить, как — по сравнению с коренными израильтянами — это сказывается на успехах школь­ников. Особое внимание следует уделить образовательному и культурному уровню иммигрантских семей, ибо во многих случа­ях именно от него зависит учебная мотивация, способная ком­пенсировать влияние негативных факторов.

Важно принять во внимание также школьную предысторию подростка в Израиле: так, например, многие школьники-иммиг­ранты попадали первоначально в школы, находящиеся под опе­кой сефардских и ашкеназских ультраортодоксов. Системы рели­гиозного образования приложили значительные усилия для того чтобы заполучить школьников-репатриантов из семей бывших жителеи Средней Азии, Кавказа и других регионов СССР/СНГ они предлагали им продленный учебный день, горячие обеды, транспорт и т.д. Уровень общего светского образования в этих школах чаще всего настолько низок, что, даже покинув их через какое-то время и перейдя в обычную школу, школьник отстает от сверстников по основным предметам. Чтобы нивелировать отста­вание, необходимо приложить довольно серьезные дополнительные усилия.

Сравнение «средних» показателей различных иммигрант­ских групп с соответствующими израильскими и иными, хорошо исследованными группами является базисным; в некоторых слу­чаях оказывается возможным провести и контрольное сравнение с данными, относящимися к аналогичным, аккуратно построен­ным, группам иммигрантов 90-х годов.

Такого рода исследование, безусловно, объемное и трудоем­кое, но проведенное методологически верно, без предвзятости и оглядки на априорные мнения, способно четко установить харак­тер проблем, вызвавших падение учебных результатов «русских» школьников последних лет. Только после этого имеет смысл де­лать выводы и, разумеется, разрабатывать меры по исправлению ситуации, но не виртуальной, возникшей на базе ошибочной мо­дели и сомнительного арифметического сравнения, а реальной, которая вполне может оказаться еще более тревожной.

Я ни в коем случае не хочу предрекать результаты предлагае­мого исследования. Тем не менее кое-какие соображения наводят на мысль, что чисто «языковая гипотеза» отставания «русских» школьников имеет мало шансов на успех. Стоит иметь в виду, что в последние пять лет в Израиль ежегодно приезжают около 10 ты­сяч иммигрантов из стран СНГ. Едва ли более 200 человек из них входят в один «годичный слой», например, возрастную группу шестнадцатилетних. По имеющимся данным возрастного состава иммигрантов, в действительности это число даже меньше. В лю­бом случае, в первый, 2001/02 учебный год, закончившийся после прохождения условной точки отсчета — начала последнего пяти­летия, — речь идет о менее чем 200 потенциальных соискателях аттестата зрелости, находившихся в Израиле меньше года и име­ющих соответственно, невысокие шансы немедленно сдать вы­пускные экзамены. В следующем, 2002/03 учебном году это уже 300-400 школьников-иммигрантов — в этом году сдавали экза­мены как новоприбывшие ученики 12-го класса, так и те, кто приехал год назад и поступил в 11-й класс. В третьем, 2003/04 учебном году это уже 450-600, а в последнем, 2004/05 учебном го­ду — 600-800 школьников-иммигрантов. Отметим, что средний «израильский стаж» школьников-иммигрантов из исследуемой группы, сдававших экзамены на аттестат зрелости в 2005 году, со­ставлял уже от двух до трех лет, а не меньше года, как в 2002 году. Стало быть, погодное сравнение результатов должно было бы указывать на их постоянное улучшение, чего вроде бы не наблю­дается.

Наконец, многочисленные примеры успешного окончания школ иммигрантами и блестящие успехи некоторых «русских» учащихся и школ, в которых их присутствие ощутимо (например, на олимпиадах), а также выборочные данные о поступлении в университеты «русских» иммигрантов, с которыми мне довелось познакомиться, указывают — наряду с упомянутой выше мрач­ной статистикой — как минимум на сильную дифференциацию достижений «русских» школьников в последние годы. При других обстоятельствах имело бы смысл объявить эти данные недоста­точными и непредставительными, однако на фоне весьма малого числа школьников, о которых вообще идет речь (всего лишь сотни в год), они являются, самое меньшее, альтернативной индика­цией. Если бы языковая проблема была единственной, активно влияющей на успехи «русских» школьников, такая дифференци­ация была бы маловероятной. Следовательно, чтобы понять при­чины и характер происходящего, необходимо провести ком­плексное социологическое исследование.

Такое исследование является довольно сложным, требует участия специалистов разного профиля, в том числе профессио­нальных статистиков, и, разумеется, стоит денег. Имело бы смысл определить его как серьезный краткосрочный социологический проект, который можно было бы предложить в таком качестве многочисленным общественным фондам, действующим в Изра­иле, — некоторым из них он вполне мог бы подойти.

Это предложение в еще большей степени относится к иссле­дованию проблемы пенсионного обеспечения «русских» иммиг­рантов.

—

Говоря о положении русских в современно Израиле, можно вспомнить хотя бы и русское интернет телевидение. Телевидение через интернет, русскоговорящее — это один из выходов из сложившейся ситуации культурного ограничения в этой ближневосточной стране. Любой русский может смотреть свое родное телевидение на русском языке через интернет.

Как скачать?

Tags: евреиИзраильпроблемарусскиешкола