Кого это он имел ввиду?
Гершеле как-то спросил ребе Боруха:
— Ребе, все евреи хорошо знают, что наши законоучители, такие, скажем, как рабби Акива, рабби Элеазар, рабби Шимон бен Иохаи, хотя были бедные и неимущие, куда поважней нынешних цадиков, а нынешние, которые и в сравнение с законоучителями не идут, богаты, разъезжают в запряженных четверней каретах и едят на золоте. Как такое понять, ребе?
— А ты сам объясни причину, — отвечает ребе.
— И объясню, — отвечает Гершеле. — Вот, скажем, видел я на базаре слепого лирника, ой как он играл и пел! Но что он имеет за свою игру? Немного муки, бублик, копейку… И видел я кантора, который подражает тому лирнику, даже песенки его исполняет, а берет за субботу полсотни и сто пятьдесят за новогодние праздники…
— Что же ты хочешь сказать, Гершеле? — нетерпеливо спрашивает ребе.
— А то, — отвечает Гершеле, — что на белом свете фальшивые вещи ценятся выше настоящих.
Ребе улыбнулся, а Гершеле решил его поддеть.
— Но кому я все рассказываю? — сказал он. — Вы же подумаете, что вас это не касается.
Реб Борух сердито глянул на своего шута.
Ермолка защитит
Цадик реб Борух был строг и вспыльчив. Чуть что — сорвет ермолку и так отхлещет провинившегося служку, что у того неделю щеки горят. Всем доставалось от ребе. Кроме его любимца Гершеле. И служки, ясное дело, Гершеле завидовали.
Причем один, которого Гершеле слишком уж донимал шуточками, даже вышел из себя и пригрозил:
— Когда умрешь, я тебе спокойно лежать в могиле не дам.
На следующий день Гершеле явился к цадику весьма удрученный.
— Что такое, Гершеле? — спрашивает реб Борух. — Тебе нездоровится?
— Ой, ребе, пока что я здоров, — отвечает Гершеле. — Но не могу обойтись без вашей ермолки. Подарите ее мне.
— Пожалуйста, но зачем?
— Понимаете, ребе, ваш служка грозится, что даже в могиле не даст мне покоя. Вот я и хочу, чтобы меня похоронили в вашей ермолке, от одного воспоминания о которой у него поджилки дрожат.
