Лучшие еврейские анекдоты. Диалог религий. Часть 3
Молодой христианин влюбился в дочь Кона.
— Гою я никогда в жизни не отдам свою дочь! — говорит отец.
Молодой человек делает обрезание, целый год изучает Талмуд в иешиве, потом снова приходит к Кону.
— И все равно я не отдам вам свою дочь, — заявляет отец.
— Боже мой, — стонет молодой человек, — что же мне теперь делать?
— Очень просто, — советует Кон. — Поступите так, как все молодые евреи: женитесь на шиксе!
Еврей, только что принявший христианство, засыпает во время проповеди. Пастор сердится и, чтобы разбудить новообращенного, начинает говорить очень громко.
Еврей мигом просыпается и с перепугу кричит:
— Ваейро Адонай ал панав ваикро (слова из слихойс — молитвы прощения, которую читают в синагоге в дни поста и перед осенними праздниками)…
Возглас «Шма Исроэл» — «слушай, Израиль» (Втор. 6,4) — начальные слова молитвы, которые вырываются у еврея в трудную минуту.
Одна еврейка, с тех пор как крестилась, носит на цепочке очень тяжелый золотой крест. Однажды, сидя в трамвае, она хочет гордо прикоснуться рукой к кресту — а его нет!
— Шма Исроэл! — вопит она на весь вагон. — Где мое распятие?
Адвокат Хинриксен воскресным утром совершает пробежку за пивом. По дороге ему попадается навстречу недавно перешедший в христианство коллега Розенталь, шествующий в церковь.
—Для меня, — замечает Хинриксен, — это занятие уже несколько десятков лет назад потеряло прелесть новизны.
Блюменфельд собирается в воскресенье креститься. Накануне, в субботу, он идет в ресторан и заказывает себе в последний раз все свои любимые блюда: фасолевый суп, фаршированную рыбу, гуся с кашей. Хозяин ресторана подходит к нему и спрашивает:
— Ну как, нравится?
— Отлично! — бормочет Блюменфельд с набитым ртом.
— И от такой религии, — замечает хозяин, — вы хотите отступиться?
Дочь еврея-банкира вышла замуж за графа, у которого за душой ни гроша. Ее мать говорит с гордостью:
— Вы и представить себе не можете, как граф обожает нашу Эстер! Что она ни пожелает, мы обязаны ей купить.
Доктору Ваксмахеру предстоит крещение. Он спрашивает коллегу-христианина:
— Что полагается надевать для этой церемонии?
Коллега чешет в затылке и наконец говорит:
— Да откуда мне знать? На нас тогда были только пеленки…
Берлинский профессор философии Лазарусзон крестился и сменил свою фамилию на Лассон, на что его христианский коллега заметил:
— Как только один из них хочет сойти за необрезанного, так он обрезает свою фамилию.
Кон после крещения называет себя «Джон». Его берлинский знакомый в ответ на это замечает:
— Его носу никакое «дж» не поможет!
Венский адвокат Фенигштейн крестится по протестантскому обряду. Все очень удивлены, потому что в старой Австро-Венгрии отношение к протестантам было лишь немногим лучше, чем к евреям. Но Фенигштейн все объяснил:
— Среди католиков развелось слишком уж много евреев.
Венский еврей Манделькерн переходит в лютеранство, хотя все преимущества, конечно, в Австрии имеют католики. Манделькерн объясняет это так:
— Если я сразу стану католиком, то потом меня каждый может спросить: «А кем вы были раньше?» И я буду вынужден ответить: «Евреем». А если я теперь приму католичество и кто-нибудь меня спросит, кем я был прежде, я честно отвечу: «Лютеранином».
Розенцвейг спрашивает у своего только что крестившегося друга Кона:
— Отчего ты такой мрачный? Ты чем-то огорчен?
— Конечно, — отвечает Кон. — Ведь теперь мне нужно изменить фамилию. Но как? Если я назову себя Коллен, Корен, Керн, Ковач, то каждый сразу догадается, что раньше моя фамилия была Кон.
— Но это же так просто, — отвечает Розенцвейг. — Назови себя Леви, и тогда никто в мире не догадается, что раньше твоя фамилия была Кон. (Этот совет правшей еще и потому, что фамилии Кон и Леви могут носить только потомки священнических семей.)
— Вы слышали, Менаше Йонтеф крестился!
— Еврей всегда выкрутится…
— Вы не подумываете о том, чтобы креститься?
— Нет, это для меня слишком по-еврейски!
В царской России евреи не могли сделать ни военной, ни ученой карьеры.
Преуспевшие выкресты рассуждают о причинах, побудивших их креститься. Оказывается, их две: карьера и женитьба. Но один из них заявляет:
— А я, господа, крестился по убеждению.
Все остальные хором:
— Расскажи это гоям!
Один профессор заявляет:
— А я крестился по убеждению.
— Расскажи это кому-нибудь другому!
— И все-таки дело обстоит именно так, — настаивает профессор. — Я с малых лет был убежден, что для меня будет лучше стать профессором в Петербурге, чем меламедом в Касриловке.
— Мой сын стал христианином.
— И что ты сделала?
— Я пожаловалась милостивому Богу.
— И что Он тебе сказал?
— Что с Его сыном произошло то же самое. И я должна поступать так, как Он.
— А как он поступил?
— Говорит, что сразу же создал Новый Завет.
Сын Шапиро крестился. Раввин упрекает старого Шапиро:
— Если в один прекрасный день Господь вас спросит: «Как ты мог допустить, что твой сын крестился?» — что ты ему ответишь?
— Ну, я отвечу: а Ваш сын?
Страховой агент, еврей, решил креститься. Битый час не выходит он от священника. Наконец, обливаясь потом, появляется в дверях.
— Ну как, — спрашивают у него, — совершил таинство крещения?
— Нет, зато я успел его застраховать.
Оппенгейм вдруг решает креститься. Все в недоумении.
— А что мне оставалось делать? — оправдывается Оппенгейм. — Мой лучший друг перешел в христианскую веру и теперь не желает общаться с евреями.
Вот какая история действительно произошла в Берлине. Христианка-ассистентка спрашивает своего профессора:
— Господин профессор, вы католик?
— Нет, я еврей. Разве вы этого не знали?
— Знать-то я знала, но я думала, что все евреи — католики.
Чиновник иудейского вида, с картавым выговором, отдыхая на водах, подружился с горбуном-профессором. Перед самым отъездом он говорит, таинственно понизив голос:
— Господин профессор, вам я могу в этом признаться: по происхождению я еврей.
— Отвечу вам доверием на доверие, — говорит профессор. — У меня на спине горб.
Аронсон, только что крестившийся, встречает раввина. Ему очень неловко.
— Это всего лишь формальность, — оправдывается он, — ведь внутри-то я остался евреем.
Раввин разглядывает его поверх очков и удивленно говорит:
— Ну, а внешне?
В понятии «гой», то есть нееврей, есть оттенок значения «грубый, примитивный, некультурный», и слово это в переносном смысле может применяться и к евреям.
В чем разница между христианином и гоем?
Христианином можно стать, а гоем нужно родиться.
Старый ростовщик Мойше стал христианином. И вот он лежит при смерти, его соборуют. После отпущения грехов священник протягивает ему распятие для целования. Мойше, глядя на крест, шепчет еле слышно:
— Три франка шестьдесят. За это больше дать не могу.
Анархист иудейского вероисповедания, приговоренный в царской России к смерти, желает перед казнью креститься.
— Это неминуемая смерть привела вас в лоно истинной веры? — спрашивает его православный священник.
— Нет. Просто я решил: если уж все равно висеть, то лучше быть гоем.
Еврейское семейство из Польши собирается эмигрировать в Париж. Глава семьи едет первым, чтобы приискать средства к существованию. Он уже полгода в Париже, а вестей от него нет.
— Может, он там взял и крестился? — горюет жена.
— Нельзя же вечно предполагать самое худшее, — утешает ее зять. — Может, он всего лишь утонул в Сене!
Еврей, недавно принявший христианскую веру и купивший себе дворянство, заполучил графский дворец вместе с прислугой. Он спрашивает камердинера:
— Когда вы должны были будить моего предшественника?
— Ровно в семь, сударь.
Новый хозяин, высокомерно:
— Меня вы будете будить без четверти семь!
Священник хотел обратить еврея в истинную веру и расписывал ему ужасы преисподней, если тот останется евреем.
— Это и в самом деле ужасно, — согласился подавленный ужасной картиной еврей, — но как вы справитесь с таким страшным огнем парой пригоршней воды для меня?
Доктор Теодор Кон, выкрест, стал священником, а потом, благодаря своей учености, — главой соборного капитула в Оломоуце, что давало ему право быть избранным в епископы. На выборы епископа каждый раз приезжал представитель императора. Когда премьер-министром Австрии был граф Тааффе, действующий епископ умер, и были назначены новые выборы. Большинство членов соборного капитула были потомками австрийской аристократии. Поскольку никто из них не желал отдать свой голос возможному конкуренту и все были убеждены, что у Кона нет никаких шансов, все отдали свои голоса именно ему — и к всеобщему удивлению Кон оказался единогласно избранным епископом.
Представитель императора немедленно послал телеграмму премьер-министру. Граф Тааффе развернул телеграмму и прочел: «Доктор Кон избран епископом Оломоуца». Граф выронил листок, схватился за голову и воскликнул:
— Ради всего святого — он хотя бы крещен?
Архиепископ Кон посылает одного из мальчиков-хористов за церковным вином. Поскольку мальчик уж слишком долго отсутствует, Кон обращается к своему причетнику, тоже выкресту, с вопросом:
— Ну и где же пропадает этот гой?
Двое друзей-евреев обдумывают вопрос, стоит ли им креститься, и идут к священнику. Им приходится очень долго ждать в прихожей, и тогда один из них говорит другому:
— Кто знает, когда он нас примет. Пойдем покуда в синагогу, успеем к минхе (послеобеденной молитве).
Известный раввин Хайес в молодости считался вольнодумцем. Когда он стал просить назначение у тогдашнего строго ортодоксального львовского раввина, тот долго не мог решиться, и сын предостерег его:
— Назначь Хайеса побыстрее раввином, не то он при своей учености того и гляди станет священником!
До Первой мировой войны в некоторых странах признавался только церковный брак, и брачные союзы между людьми разного вероисповедания были исключены.
Еврейская студентка приходит к католическому священнику-выкресту и просит:
— Я хотела бы в следующем месяце выйти замуж за католика, но ваш коллега считает, что ему нужно готовить меня к крещению целых три месяца!
— Нам и в самом деле для подготовки к крещению обычно требуются три месяца, — отвечает священник. — Но вы, с вашей еврейской головкой, играючи справитесь за несколько недель.
Один банкир взял на работу выкреста. Уже через несколько дней он говорит с раздражением:
— Я-то думал, что приобретаю еврейскую голову с христианскими манерами, а вместо этого заполучил гойскую голову с еврейскими манерами.
Служащий одной фирмы крестился. На следующий день он приносит шефу план, который ни в какие ворота не лезет. Шеф раздраженно восклицает:
— Только сутки пробыл гоем — и уже стал хамором (ослом)
Франкфуртский банкир крестился и теперь ходит по кабинету из угла в угол, раздумывая, как бы ему преподнести эту новость своим служащим. Вдруг его осеняет. Он распахивает дверь в общий зал и кричит:
— Здрасте, евреи!
Блау и Грюн проходят мимо церкви и размышляют, не будет ли полезнее для дела, если они крестятся. Блау еще медлит, а Грюн сразу решается и, сделав крупное пожертвование в церковную кассу, уже через полчаса выходит из церкви крещеным. Блау спрашивает его на улице:
— Ну что, окропили тебя святой водой?
Блау, строго:
— Пошел вон, жид пархатый!
В одном американском городе методистская церковь назначила для стотысячного члена прихода премию в десять тысяч долларов. Кон уговаривает пастора подстроить так, чтобы за десять процентов комиссионных этим стотысячным членом стал именно он, Кон.
А дома на него наседает жена с разговорами о новой шубе, сын просит ссуду, дочь — машину. Но когда со своей просьбой приходит еще и еврейка-кухарка, Кон взрывается:
— Стоит гою немного разбогатеть, как на него тут же наскакивают евреи и тянут деньги из кармана!
Госпожа Ковач до крещения была госпожой Кон. Когда выясняется, что симпатичный католик, сватающийся к ее дочери, не кто иной, как сын старика Леви, она восклицает:
— Как удачно! Именно о таком зяте я и мечтала: чтобы он был добрым католиком из приличной еврейской семьи!
Файвл, недавно перешедший в католичество, сидит в пятницу в ресторане и ест жаркое. Случайно в тот же ресторан заходит священник, который его крестил, видит, что Файвл совершает грех, и строго замечает:
— Почему вы позволяете себе есть мясо в пятницу?
— Это не мясо, это рыба.
Священник возмущен:
— Что я, по-вашему, слепой?
— И все-таки это рыба, — отвечает Файвл. — Я сделал все в точности, как вы, ваше преподобие. Как вы мне трижды сказали: «Ты был евреем, теперь ты христианин!» — так и я сказал жаркому: «Ты был мясом, теперь ты рыба!»
Священник, раздраженно:
— Не морочьте мне голову, просто поглядите сюда — разве это рыба?
Файвл, пожав плечами:
— А я, разве я теперь католик?
Бедный клиент — адвокату, новоиспеченному христианину:
— Теперь я и не знаю, к чему взывать: все еще к вашему доброму еврейскому сердцу или уже к вашей христианской любви к ближнему?
Шнорер (попрошайка) приходит к богатому выкресту и говорит:
— Мои единоверцы больше не хотят подавать нищему еврею. Вот я и пришел в христианский дом к набожному христианину.
— Господин ректор, из всех конкурсантов на место преподавателя математики этот кажется мне наиболее квалифицированным.
— Но он же еврей.
— С чего вы взяли? Он крещен!
— Вымоченная селедка все равно остается селедкой.
— Госпожа Герц — великолепная актриса! И при этом так молода — ей всего двадцать три года.
— Ерунда, она наверняка старше.
— Но я видел ее свидетельство о крещении!
— Если на это полагаться, мне теперь было бы три годика.
Один еврей перешел в лютеранство.
— Какое имя вы хотели бы теперь взять? — спрашивает пастор.
— Мартин Лютер.
— Вы непременно хотите носить имя нашего великого основоположника? — спрашивает пастор, задетый за живое.
— Меня зовут Маркус Леви, — объясняет еврей, — и при этом варианте мне не придется менять монограмму на белье.
Священник спрашивает еврея, недавно обращенного в католичество:
— Сын мой, совсем ли ты избавился от остатков иудаизма?
— Отец, признаю себя виновным в двух грехах: я по-прежнему люблю кушать кошерный чолнт (густой суп, который готовят накануне субботы и хранят разогретым в печи) и гусиное жаркое. И еще — я по-прежнему боюсь собак.
Один доцент, не сумевший сделать карьеру из-за своего еврейского происхождения, решил наконец креститься. Друг упрекает его:
— Скажи, зачем ты это сделал?
— У меня было на это восемь серьезных причин, — вздыхает доцент, — жена и семеро детей.
В трех случаях воду льют без пользы: в море, в вино и когда крестят евреев.
Моисей Розенбаум, которого долгое время обхаживала католическая миссия, на смертном одре наконец уступает и соглашается перейти в католическую веру.
Падре удовлетворенно произносит:
— Ну, сын мой, теперь ты спокойно можешь отправляться в дальний путь.
На что Моисей отвечает:
— Ну-ну, а если в конце концов окажется, что все это был обман, — как будут хохотать все наши!
В Институте Роберта Коха один выкрест-профессор жалуется своему коллеге-еврею на то, что председатель совершил бестактность — во время особенно оживленных дебатов он крикнул: «Здесь такой гвалт, как будто это синагога!» На это еврей-профессор ответил так:
— Очень хорошо, коллега, что вы столь рьяно заступаетесь за своих прежних единоверцев. Но, поскольку я знаю синагоги в еврейских местечках Польши и Галиции после Версаля, то могу лишь подтвердить: в некоторых случаях не найти более подходящей формулировки, чем «как будто это синагога».
Флекелес недавно сменил религию. Уже на первой исповеди он крадет у пастора часы и признается:
— Я украл часы. Меня это угнетает. Разрешите я верну их вам, ваше преподобие.
— Что вы такое говорите! — удивляется пастор. — Я их не возьму. Верните их владельцу.
— Я только что попытался это сделать. Но он не хочет.
— В таком случае, — отвечает пастор, — вам не за что себя корить и вы можете со спокойной совестью оставить часы себе.
Кон, недавно крестившийся, приходит на первую исповедь. Естественно, он нарушал главным образом шестую заповедь. Пастор интересуется, как часто он грешил, на что Кон отвечает:
— Патер-лебен, я пришел сюда для того, чтобы каяться, а не для того, чтобы хвастаться!
Блау и Грюн недавно крестились. Они приходят в церковь исповедаться. Первым в исповедальню заходит Грюн и, когда дело доходит до шестой заповеди, пастор спрашивает, с кем он совершал этот грех. Грюн отказывается называть имена. Пастор пытается догадаться:
— Это была Милли, что работает у булочника?
— Да что вы, нет, отец мой!
— Или Лора из мясной лавки?
— Конечно, нет, отец мой!
— Тогда, может быть, Гретль, дочь столяра?
— Что вы такое говорите, отец мой!
Поскольку Грюн упорно отказывается называть имена, он уходит из исповедальни, так и не получив отпущения грехов. А Блау не терпится узнать.
— Ну как, — спрашивает он, — получил прощение?
— Нет. Зато получил три прелестных адресочка.
Господин Вайнштейн и вся его семья прошли обряд крещения. Несмотря на это, Шмуль Гольдгевихт просит у него руки его дочери Ривки. Старику Вайнштейну это не нравится:
— Дорогой мой Гольдгевихт, ничего у вас не получится! Во-первых, вы еврей, а мы все — гои. А во-вторых, вы нищий, у вас ни гроша за душой, а для нас, евреев, это всегда самое главное.
Один из двух компаньонов-евреев, крестившись, приходит в контору с большим золотым крестом на шее. Второй ехидно ухмыляется.
— Ты ведешь себя непорядочно! — обижается новообращенный. — Разве я когда-нибудь насмехался над твоей религией?
— Я собираюсь креститься.
— Ой, твой отец перевернется в гробу.
— Но мой брат на следующей неделе тоже хочет креститься. Тогда папа опять будет лежать на спине.
Нахманзон носится с мыслью о крещении. Однако, вернувшись из поездки в Рим, он весьма пренебрежительно отзывается об образе жизни кардиналов. И все же несколько недель спустя он переходит в католичество.
— Где же тут логика? — упрекает его знакомый еврей. — После всего, что вы наговорили про кардиналов…
— Именно так! — отвечает Нахманзон. — Я подумал себе: религия, которая допускает такое, наверняка лучше всех остальных.
Маленькая Ильза Кон, сидя под рождественской елкой, спрашивает:
— Мама, а христиане тоже празднуют Рождество?
— Вы празднуете Рождество?
— Ах, нет! Мы с женой уже стары для этого, а дети — они уже крещеные.
Кон встречает Петерсена.
— Добрый день, господин Петерсен! Вот, иду на елочный базар покупать рождественскую елку. Вы тоже будете наряжать елку?
— Да нет, зачем? Что я вам, еврей, что ли?
— Папочка, в каком возрасте можно стать евреем?
— Золотце мое, это не имеет никакого отношения к возрасту!
— Как не имеет? Смотри: я еще маленький, и я христианин. Вы с мамочкой немного старше, но тоже еще христиане. А вот дедушка — тот уже еврей!
Сын набожного еврейского адвоката крестился. Коллеги адвоката, сплошь христиане, насмехаются над ним по этому поводу.
— А я этим доволен, — говорит им адвокат. — Мой сын, к сожалению, слишком глуп, чтобы прожить, оставаясь евреем.
В прежней Австрии было время, когда всех обратившихся в католическую веру церковь награждала небольшой денежной премией.
Старик Капланович, бедняк из бедняков, вдруг решает креститься. Со всех сторон на него сыплются упреки.
— Может, кто-нибудь из вас может мне сказать, — оправдывается Капланович, — где мне еще взять денег на мацу?
Когда выяснилось, что некоторые евреи, чтобы вырваться из нищеты, переезжали с места на место и везде крестились, получая за это небольшую мзду, церковь выплаты прекратила.
— И в самом деле, мы народ, на который сыплются удары со всех сторон, — сказал на это один попрошайка, прежде живший на церковные выплаты. — Был у нас один-единственный легкий способ подзаработать, так и его отобрали!