Лучшие еврейские анекдоты. Диалог религий. Часть 3

Молодой христианин влюбился в дочь Кона.
— Гою я никогда в жизни не отдам свою дочь! — гово­рит отец.
Молодой человек делает обрезание, целый год изучает Талмуд в иешиве, потом снова приходит к Кону.
— И все равно я не отдам вам свою дочь, — заявляет отец.
— Боже мой, — стонет молодой человек, — что же мне теперь делать?
— Очень просто, — советует Кон. — Поступите так, как все молодые евреи: женитесь на шиксе!

Еврей, только что принявший христианство, засыпает во время проповеди. Пастор сердится и, чтобы разбудить новообращенного, начинает говорить очень громко.
Еврей мигом просыпается и с перепугу кричит:
— Ваейро Адонай ал панав ваикро (слова из слихойс — молитвы прощения, которую читают в синагоге в дни по­ста и перед осенними праздниками)…

Возглас «Шма Исроэл» — «слушай, Израиль» (Втор. 6,4) — начальные слова молитвы, которые вырываются у еврея в трудную минуту.
Одна еврейка, с тех пор как крестилась, носит на цепоч­ке очень тяжелый золотой крест. Однажды, сидя в трамвае, она хочет гордо прикоснуться рукой к кресту — а его нет!
— Шма Исроэл! — вопит она на весь вагон. — Где мое распятие?

Адвокат Хинриксен воскресным утром совершает про­бежку за пивом. По дороге ему попадается навстречу недав­но перешедший в христианство коллега Розенталь, шеству­ющий в церковь.
—Для меня, — замечает Хинриксен, — это занятие уже несколько десятков лет назад потеряло прелесть новизны.

Блюменфельд собирается в воскресенье креститься. Накануне, в субботу, он идет в ресторан и заказывает себе в последний раз все свои любимые блюда: фасолевый суп, фаршированную рыбу, гуся с кашей. Хозяин ресторана подходит к нему и спрашивает:
— Ну как, нравится?
— Отлично! — бормочет Блюменфельд с набитым ртом.
— И от такой религии, — замечает хозяин, — вы хотите отступиться?

Дочь еврея-банкира вышла замуж за графа, у которого за душой ни гроша. Ее мать говорит с гордостью:
—  Вы и представить себе не можете, как граф обожает нашу Эстер! Что она ни пожелает, мы обязаны ей купить.

Доктору Ваксмахеру предстоит крещение. Он спраши­вает коллегу-христианина:
— Что полагается надевать для этой церемонии?
Коллега чешет в затылке и наконец говорит:
—  Да откуда мне знать? На нас тогда были только пе­ленки…

Берлинский профессор философии Лазарусзон крес­тился и сменил свою фамилию на Лассон, на что его хрис­тианский коллега заметил:
— Как только один из них хочет сойти за необрезанного, так он обрезает свою фамилию.

Кон после крещения называет себя «Джон». Его бер­линский знакомый в ответ на это замечает:
— Его носу никакое «дж» не поможет!

Венский адвокат Фенигштейн крестится по протес­тантскому обряду. Все очень удивлены, потому что в ста­рой Австро-Венгрии отношение к протестантам было лишь немногим лучше, чем к евреям. Но Фенигштейн все объяс­нил:
—  Среди католиков развелось слишком уж много ев­реев.

Венский еврей Манделькерн переходит в лютеранство, хотя все преимущества, конечно, в Австрии имеют католи­ки. Манделькерн объясняет это так:
— Если я сразу стану католиком, то потом меня каждый может спросить: «А кем вы были раньше?» И я буду вы­нужден ответить: «Евреем». А если я теперь приму католи­чество и кто-нибудь меня спросит, кем я был прежде, я че­стно отвечу: «Лютеранином».

Розенцвейг спрашивает у своего только что крестивше­гося друга Кона:
—  Отчего ты такой мрачный? Ты чем-то огорчен?
—  Конечно, — отвечает Кон. — Ведь теперь мне нужно изменить фамилию. Но как? Если я назову себя Коллен, Корен, Керн, Ковач, то каждый сразу догадается, что рань­ше моя фамилия была Кон.
—  Но это же так просто, — отвечает Розенцвейг. — На­зови себя Леви, и тогда никто в мире не догадается, что раньше твоя фамилия была Кон. (Этот совет правшей еще и потому, что фамилии Кон и Леви могут носить только потомки священнических семей.)

— Вы слышали, Менаше Йонтеф крестился!
— Еврей всегда выкрутится…

—  Вы не подумываете о том, чтобы креститься?
— Нет, это для меня слишком по-еврейски!

В царской России евреи не могли сделать ни военной, ни уче­ной карьеры.
Преуспевшие выкресты рассуждают о причинах, побу­дивших их креститься. Оказывается, их две: карьера и же­нитьба. Но один из них заявляет:
— А я, господа, крестился по убеждению.
Все остальные хором:
—  Расскажи это гоям!

Один профессор заявляет:
— А я крестился по убеждению.
— Расскажи это кому-нибудь другому!
—  И все-таки дело обстоит именно так, — настаивает профессор. — Я с малых лет был убежден, что для меня бу­дет лучше стать профессором в Петербурге, чем меламедом в Касриловке.

— Мой сын стал христианином.
— И что ты сделала?
— Я пожаловалась милостивому Богу.
— И что Он тебе сказал?
— Что с Его сыном произошло то же самое. И я долж­на поступать так, как Он.
— А как он поступил?
— Говорит, что сразу же создал Новый Завет.

Сын Шапиро крестился. Раввин упрекает старого Ша­пиро:
—  Если в один прекрасный день Господь вас спросит: «Как ты мог допустить, что твой сын крестился?» — что ты ему ответишь?
— Ну, я отвечу: а Ваш сын?

Страховой агент, еврей, решил креститься. Битый час не выходит он от священника. Наконец, обливаясь потом, появляется в дверях.
— Ну как, — спрашивают у него, — совершил таинство крещения?
— Нет, зато я успел его застраховать.

Оппенгейм вдруг решает креститься. Все в недоуме­нии.
—  А что мне оставалось делать? — оправдывается Оп­пенгейм. — Мой лучший друг перешел в христианскую ве­ру и теперь не желает общаться с евреями.

Вот какая история действительно произошла в Берли­не. Христианка-ассистентка спрашивает своего профес­сора:
— Господин профессор, вы католик?
— Нет, я еврей. Разве вы этого не знали?
—  Знать-то я знала, но я думала, что все евреи — като­лики.

Чиновник иудейского вида, с картавым выговором, от­дыхая на водах, подружился с горбуном-профессором. Перед самым отъездом он говорит, таинственно понизив голос:
—  Господин профессор, вам я могу в этом признаться: по происхождению я еврей.
—  Отвечу вам доверием на доверие, — говорит профес­сор. — У меня на спине горб.

Аронсон, только что крестившийся, встречает раввина. Ему очень неловко.
—   Это всего лишь формальность, — оправдывается он, — ведь внутри-то я остался евреем.
Раввин разглядывает его поверх очков и удивленно го­ворит:
— Ну, а внешне?

В понятии «гой», то есть нееврей, есть оттенок значения «грубый, примитивный, некультурный», и слово это в пере­носном смысле может применяться и к евреям.
В чем разница между христианином и гоем?
Христианином можно стать, а гоем нужно родиться.

Старый ростовщик Мойше стал христианином. И вот он лежит при смерти, его соборуют. После отпущения гре­хов священник протягивает ему распятие для целования. Мойше, глядя на крест, шепчет еле слышно:
— Три франка шестьдесят. За это больше дать не могу.

Анархист иудейского вероисповедания, приговорен­ный в царской России к смерти, желает перед казнью кре­ститься.
— Это неминуемая смерть привела вас в лоно истинной веры? — спрашивает его православный священник.
—  Нет. Просто я решил: если уж все равно висеть, то лучше быть гоем.

Еврейское семейство из Польши собирается эмигриро­вать в Париж. Глава семьи едет первым, чтобы приискать средства к существованию. Он уже полгода в Париже, а ве­стей от него нет.
— Может, он там взял и крестился? — горюет жена.
— Нельзя же вечно предполагать самое худшее, — уте­шает ее зять. — Может, он всего лишь утонул в Сене!

Еврей, недавно принявший христианскую веру и ку­пивший себе дворянство, заполучил графский дворец вме­сте с прислугой. Он спрашивает камердинера:
—  Когда вы должны были будить моего предшествен­ника?
— Ровно в семь, сударь.
Новый хозяин, высокомерно:
— Меня вы будете будить без четверти семь!

Священник хотел обратить еврея в истинную веру и расписывал ему ужасы преисподней, если тот останется ев­реем.
— Это и в самом деле ужасно, — согласился подавлен­ный ужасной картиной еврей, — но как вы справитесь с та­ким страшным огнем парой пригоршней воды для меня?

Доктор Теодор Кон, выкрест, стал священником, а по­том, благодаря своей учености, — главой соборного капиту­ла в Оломоуце, что давало ему право быть избранным в епископы. На выборы епископа каждый раз приезжал представитель императора. Когда премьер-министром Ав­стрии был граф Тааффе, действующий епископ умер, и бы­ли назначены новые выборы. Большинство членов собор­ного капитула были потомками австрийской аристократии. Поскольку никто из них не желал отдать свой голос воз­можному конкуренту и все были убеждены, что у Кона нет никаких шансов, все отдали свои голоса именно ему — и к всеобщему удивлению Кон оказался единогласно избран­ным епископом.
Представитель императора немедленно послал теле­грамму премьер-министру. Граф Тааффе развернул теле­грамму и прочел: «Доктор Кон избран епископом Оломоуца». Граф выронил листок, схватился за голову и воскликнул:
— Ради всего святого — он хотя бы крещен?

Архиепископ Кон посылает одного из мальчиков-хори­стов за церковным вином. Поскольку мальчик уж слишком долго отсутствует, Кон обращается к своему причетнику, тоже выкресту, с вопросом:
— Ну и где же пропадает этот гой?

Двое друзей-евреев обдумывают вопрос, стоит ли им креститься, и идут к священнику. Им приходится очень долго ждать в прихожей, и тогда один из них говорит дру­гому:
— Кто знает, когда он нас примет. Пойдем покуда в си­нагогу, успеем к минхе (послеобеденной молитве).

Известный раввин Хайес в молодости считался воль­нодумцем. Когда он стал просить назначение у тогдашнего строго ортодоксального львовского раввина, тот долго не мог решиться, и сын предостерег его:
—  Назначь Хайеса побыстрее раввином, не то он при своей учености того и гляди станет священником!

До Первой мировой войны в некоторых странах признавал­ся только церковный брак, и брачные союзы между людьми разного вероисповедания были исключены.
Еврейская студентка приходит к католическому свя­щеннику-выкресту и просит:
— Я хотела бы в следующем месяце выйти замуж за ка­толика, но ваш коллега считает, что ему нужно готовить ме­ня к крещению целых три месяца!
—   Нам и в самом деле для подготовки к крещению обычно требуются три месяца, — отвечает священник. — Но вы, с вашей еврейской головкой, играючи справитесь за несколько недель.

Один банкир взял на работу выкреста. Уже через не­сколько дней он говорит с раздражением:
— Я-то думал, что приобретаю еврейскую голову с хри­стианскими манерами, а вместо этого заполучил гойскую голову с еврейскими манерами.

Служащий одной фирмы крестился. На следующий день он приносит шефу план, который ни в какие ворота не лезет. Шеф раздраженно восклицает:
—  Только сутки пробыл гоем — и уже стал хамором (ос­лом)

Франкфуртский банкир крестился и теперь ходит по кабинету из угла в угол, раздумывая, как бы ему преподне­сти эту новость своим служащим. Вдруг его осеняет. Он распахивает дверь в общий зал и кричит:
— Здрасте, евреи!

Блау и Грюн проходят мимо церкви и размышляют, не будет ли полезнее для дела, если они крестятся. Блау еще медлит, а Грюн сразу решается и, сделав крупное пожерт­вование в церковную кассу, уже через полчаса выходит из церкви крещеным. Блау спрашивает его на улице:
— Ну что, окропили тебя святой водой?
Блау, строго:
— Пошел вон, жид пархатый!

В одном американском городе методистская церковь назначила для стотысячного члена прихода премию в де­сять тысяч долларов. Кон уговаривает пастора подстроить так, чтобы за десять процентов комиссионных этим стоты­сячным членом стал именно он, Кон.
А дома на него наседает жена с разговорами о новой шу­бе, сын просит ссуду, дочь — машину. Но когда со своей просьбой приходит еще и еврейка-кухарка, Кон взрывается:
— Стоит гою немного разбогатеть, как на него тут же на­скакивают евреи и тянут деньги из кармана!

Госпожа Ковач до крещения была госпожой Кон. Ког­да выясняется, что симпатичный католик, сватающийся к ее дочери, не кто иной, как сын старика Леви, она воскли­цает:
—  Как удачно! Именно о таком зяте я и мечтала: чтобы он был добрым католиком из приличной еврейской семьи!

Файвл, недавно перешедший в католичество, сидит в пятницу в ресторане и ест жаркое. Случайно в тот же рес­торан заходит священник, который его крестил, видит, что Файвл совершает грех, и строго замечает:
— Почему вы позволяете себе есть мясо в пятницу?
— Это не мясо, это рыба.
Священник возмущен:
— Что я, по-вашему, слепой?
—  И все-таки это рыба, — отвечает Файвл. — Я сделал все в точности, как вы, ваше преподобие. Как вы мне триж­ды сказали: «Ты был евреем, теперь ты христианин!» — так и я сказал жаркому: «Ты был мясом, теперь ты рыба!»
Священник, раздраженно:
—  Не морочьте мне голову, просто поглядите сюда — разве это рыба?
Файвл, пожав плечами:
— А я, разве я теперь католик?

Бедный клиент — адвокату, новоиспеченному христиа­нину:
—  Теперь я и не знаю, к чему взывать: все еще к ваше­му доброму еврейскому сердцу или уже к вашей христиан­ской любви к ближнему?

Шнорер (попрошайка) приходит к богатому выкресту и говорит:
—  Мои единоверцы больше не хотят подавать нищему еврею. Вот я и пришел в христианский дом к набожному христианину.

— Господин ректор, из всех конкурсантов на место пре­подавателя математики этот кажется мне наиболее квали­фицированным.
— Но он же еврей.
— С чего вы взяли? Он крещен!
— Вымоченная селедка все равно остается селедкой.

—  Госпожа Герц — великолепная актриса! И при этом так молода — ей всего двадцать три года.
— Ерунда, она наверняка старше.
— Но я видел ее свидетельство о крещении!
— Если на это полагаться, мне теперь было бы три го­дика.

Один еврей перешел в лютеранство.
—  Какое имя вы хотели бы теперь взять? — спрашива­ет пастор.
— Мартин Лютер.
— Вы непременно хотите носить имя нашего великого ос­новоположника? — спрашивает пастор, задетый за живое.
— Меня зовут Маркус Леви, — объясняет еврей, — и при этом варианте мне не придется менять монограмму на белье.

Священник спрашивает еврея, недавно обращенного в католичество:
—  Сын мой, совсем ли ты избавился от остатков иуда­изма?
—   Отец, признаю себя виновным в двух грехах: я по-прежнему люблю кушать кошерный чолнт (густой суп, кото­рый готовят накануне субботы и хранят разогретым в печи) и гусиное жаркое. И еще — я по-прежнему боюсь собак.

Один доцент, не сумевший сделать карьеру из-за свое­го еврейского происхождения, решил наконец креститься. Друг упрекает его:
— Скажи, зачем ты это сделал?
—   У меня было на это восемь серьезных причин, — вздыхает доцент, — жена и семеро детей.

В трех случаях воду льют без пользы: в море, в вино и когда крестят евреев.

Моисей Розенбаум, которого долгое время обхаживала католическая миссия, на смертном одре наконец уступает и соглашается перейти в католическую веру.
Падре удовлетворенно произносит:
—   Ну, сын мой, теперь ты спокойно можешь отправ­ляться в дальний путь.
На что Моисей отвечает:
—  Ну-ну, а если в конце концов окажется, что все это был обман, — как будут хохотать все наши!

В Институте Роберта Коха один выкрест-профессор жалуется своему коллеге-еврею на то, что председатель со­вершил бестактность — во время особенно оживленных де­батов он крикнул: «Здесь такой гвалт, как будто это сина­гога!» На это еврей-профессор ответил так:
— Очень хорошо, коллега, что вы столь рьяно заступае­тесь за своих прежних единоверцев. Но, поскольку я знаю синагоги в еврейских местечках Польши и Галиции после Версаля, то могу лишь подтвердить: в некоторых случаях не найти более подходящей формулировки, чем «как будто это синагога».

Флекелес недавно сменил религию. Уже на первой ис­поведи он крадет у пастора часы и признается:
— Я украл часы. Меня это угнетает. Разрешите я верну их вам, ваше преподобие.
— Что вы такое говорите! — удивляется пастор. — Я их не возьму. Верните их владельцу.
— Я только что попытался это сделать. Но он не хочет.
— В таком случае, — отвечает пастор, — вам не за что се­бя корить и вы можете со спокойной совестью оставить ча­сы себе.

Кон, недавно крестившийся, приходит на первую испо­ведь. Естественно, он нарушал главным образом шестую за­поведь. Пастор интересуется, как часто он грешил, на что Кон отвечает:
— Патер-лебен, я пришел сюда для того, чтобы каяться, а не для того, чтобы хвастаться!

Блау и Грюн недавно крестились. Они приходят в цер­ковь исповедаться. Первым в исповедальню заходит Грюн и, когда дело доходит до шестой заповеди, пастор спраши­вает, с кем он совершал этот грех. Грюн отказывается назы­вать имена. Пастор пытается догадаться:
— Это была Милли, что работает у булочника?
— Да что вы, нет, отец мой!
— Или Лора из мясной лавки?
— Конечно, нет, отец мой!
— Тогда, может быть, Гретль, дочь столяра?
— Что вы такое говорите, отец мой!
Поскольку Грюн упорно отказывается называть имена, он уходит из исповедальни, так и не получив отпущения грехов. А Блау не терпится узнать.
— Ну как, — спрашивает он, — получил прощение?
— Нет. Зато получил три прелестных адресочка.

Господин Вайнштейн и вся его семья прошли обряд крещения. Несмотря на это, Шмуль Гольдгевихт просит у него руки его дочери Ривки. Старику Вайнштейну это не нравится:
— Дорогой мой Гольдгевихт, ничего у вас не получится! Во-первых, вы еврей, а мы все — гои. А во-вторых, вы ни­щий, у вас ни гроша за душой, а для нас, евреев, это всегда самое главное.

Один из двух компаньонов-евреев, крестившись, при­ходит в контору с большим золотым крестом на шее. Вто­рой ехидно ухмыляется.
—  Ты ведешь себя непорядочно! — обижается новооб­ращенный. — Разве я когда-нибудь насмехался над твоей религией?

— Я собираюсь креститься.
— Ой, твой отец перевернется в гробу.
—  Но мой брат на следующей неделе тоже хочет крес­титься. Тогда папа опять будет лежать на спине.

Нахманзон носится с мыслью о крещении. Однако, вернувшись из поездки в Рим, он весьма пренебрежитель­но отзывается об образе жизни кардиналов. И все же не­сколько недель спустя он переходит в католичество.
— Где же тут логика? — упрекает его знакомый еврей. — После всего, что вы наговорили про кардиналов…
— Именно так! — отвечает Нахманзон. — Я подумал се­бе: религия, которая допускает такое, наверняка лучше всех остальных.

Маленькая Ильза Кон, сидя под рождественской елкой, спрашивает:
— Мама, а христиане тоже празднуют Рождество?

— Вы празднуете Рождество?
—  Ах, нет! Мы с женой уже стары для этого, а дети — они уже крещеные.

Кон встречает Петерсена.
—  Добрый день, господин Петерсен! Вот, иду на елоч­ный базар покупать рождественскую елку. Вы тоже будете наряжать елку?
— Да нет, зачем? Что я вам, еврей, что ли?

— Папочка, в каком возрасте можно стать евреем?
— Золотце мое, это не имеет никакого отношения к воз­расту!
— Как не имеет? Смотри: я еще маленький, и я христи­анин. Вы с мамочкой немного старше, но тоже еще христи­ане. А вот дедушка — тот уже еврей!

Сын набожного еврейского адвоката крестился. Колле­ги адвоката, сплошь христиане, насмехаются над ним по этому поводу.
— А я этим доволен, — говорит им адвокат. — Мой сын, к сожалению, слишком глуп, чтобы прожить, оставаясь ев­реем.

В прежней Австрии было время, когда всех обратившихся в католическую веру церковь награждала небольшой денеж­ной премией.
Старик Капланович, бедняк из бедняков, вдруг решает креститься. Со всех сторон на него сыплются упреки.
— Может, кто-нибудь из вас может мне сказать, — оправ­дывается Капланович, — где мне еще взять денег на мацу?

Когда выяснилось, что некоторые евреи, чтобы вырваться из нищеты, переезжали с места на место и везде крести­лись, получая за это небольшую мзду, церковь выплаты пре­кратила.
— И в самом деле, мы народ, на который сыплются уда­ры со всех сторон, — сказал на это один попрошайка, преж­де живший на церковные выплаты. — Был у нас один-единственный легкий способ подзаработать, так и его отобрали!

 


Как скачать?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *