Лучшие еврейские анекдоты. Наука и философия
— Я прочел в газете, что Эйнштейна пригласили в Японию. Чем он так знаменит? И что это за теория относительности?
— Эта теория просто объясняет, что одно и то же явление в зависимости от обстоятельств может означать нечто разное. Например, если ты в одной рубашке сидишь на горячей плите, тебе минута кажется часом. А если на твоих коленях сидит девица в одной рубашке, целый час кажется тебе минутой.
— И что, с этими двумя хохмами он и едет?
— Объясню тебе, что имеет в виду Эйнштейн.
От Лодзи до Варшавы и от Варшавы до Лодзи одно и то же расстояние, тут Эйнштейн ничего поделать не может. Но от Пейсах до Пурим – одиннадцать месяцев, а от Пурим до Пейсах – всего один месяц. Понял?
Кон объясняет жене теорию относительности:
— Если у тебя на голове один-единственный волос, то это слишком мало. Но если я найду в супе твой один-единственный волос – то это слишком много!
Теория относительности Эйнштейна, примененная им к самому себе:
«Если моя теория будет признана, то немцы скажут, что я немец, а французы – что я гражданин мира.
Если мою теорию не признают, то французы будут утверждать, что я немец, а немцы – что я еврей»
Теологическая теория относительности.
Если девушка идет к ребе, то ребе – это ребе, а девушка – это девушка.
Если же ребе идет к девушке, то ребе – уже не ребе, и девушка – уже не девушка.
Вольный пересказ Шопенгауэра.
В местечко приезжает инженер и заказывает еврею-портному брюки. Они все не готовы и не готовы, так что инженеру приходится уехать, так и не дождавшись заказа.
Через семь лет инженер приезжает вновь — и портной приносит ему брюки! Инженер:
— Господь Бог за семь дней создал весь мир — а тебе на одни брюки понадобилось семь лет!
Портной, ласково поглаживая свое изделие:
— Это так, но вы посмотрите на этот мир — и посмотрите на эти брюки!
— Бог плохо устроил этот мир, — говорит сапожник.
— А ты смог бы получше?
— Ну, кое-что наверняка смог бы.
— И что же?
— А сапог!
Подражание Гегелю.
Деревенский еврей впервые видит жирафа, долго удивляется, потом произносит:
— Этого не может быть!
Всемирная справедливость.
Маленький мальчик на кладбище читает цветистые восхваления на памятниках и спрашивает отца:
— Тате, разве мошенники и воры никогда не умирают?
Этика.
— Тате, что такое этика?
— Поясню тебе на примере. Приходит ко мне в лавку покупатель, берет товара на шестьдесят шиллингов и платит банкнотой в сто шиллингов. После его ухода я замечаю, что сдачу он взять забыл. Вот тут и начинается этика: как мне поступить? Взять эти деньги себе или поделиться с компаньоном?
Определения. 1
Что такое последовательность? Сегодня так, завтра так.
А что такое непоследовательность? Сегодня так, завтра так.
2
Бульон.
— Хозяюшка, борщ сегодня недостаточно кислый! Хозяйка, обиженно:
— Да это не борщ, это бульон!
— Если это бульон, то он кислый вполне.
3
— Жизнь кажется мне мостом на цепях!
— Как это — «мостом на цепях»?
— А я знаю?
4
Жизнь похожа на детскую рубашонку (вариант: куриный насест): короткая и замаранная.
5
Что такое хуцпе (наглость)? Это когда человек убил отца с матерью, а потом на судебном процессе в последнем слове просит к себе снисхождения, поскольку сам он — круглая сирота.
6
Еще раз о том же.
Диамант крестился и теперь не признает ни старых друзей, ни вообще ничего еврейского. Приятель останавливает его:
— Как ты себя ведешь? Это же хуцпе!
— А что это такое? — спрашивает Диамант.
—Хуцпе — это когда ты спрашиваешь, что такое хуцпе!
Массовый психоз.
Жаркий летний день в галицийском городке. Янкель скучающе глядит в окно, видит своего приятеля, идущего мимо, и в шутку сообщает:
— Шмуль, ты уже знаешь? На рынке пляшет лосось! Шмуль тут же разворачивается и бежит на рынок. По дороге он рассказывает эту новость всем встречным, и вскоре уже весь город валом валит к рыночной площади.
Янкель наблюдает эту суматоху, потом хватает шляпу и на ходу бросает жене:
— Я тоже пойду на рынок. Почем знать, может, и в самом деле там лосось пляшет?
Шмуль размышляет над псалмами:
— «Человек создан из праха и в прах возвратится» — и из-за этого люди стенают? Если бы ты был из серебра, а превратился в пыль, ты потерял бы сто процентов. А так — твой номинал не меняется!
Хасид поет: «Человек создан из праха и в прах возвратится», а сам при этом танцует. Друг спрашивает его:
— Разве это повод для танцев?
— Если бы человек был из золота, а превращался в дерьмо — тогда стоило бы заплакать. А так — вначале дерьмо и в конце дерьмо, а посредине немного шнапса. Так почему бы не потанцевать?
Еврейская мистика отрицает сущий мир, примерно так же, как немецкий идеализм Фихте.
Хасид прослушал убедительную речь об отрицании реальности.
— Ничего не существует! — бормочет он.
Хасид приходит домой и в темноте ищет спички. При этом больно ударяется о печку. Он потирает колено и делает вывод:
— Но печка все же существует!
Психология Талмуда.
Христианин:
— Почему еврей отвечает вопросом на вопрос?
Еврей:
— А почему бы ему не отвечать вопросом на вопрос?
Биржа, считал старый Оппенгеймер, подобна лавине: то вниз, то вверх.
Ассоциация.
— …И потом я повстречался с тем парнем… как его звали… ну, как можно забыть такое простое имя? А-а, его зовут — очень похоже на Наполеон… Правильно: Розенблюм!
Философия религии.
— Мне так трудно живется… Ну, с Божьей помощью как-нибудь справлюсь. — Вдруг обеспокоенно: — Да существует ли Бог вообще?! — Опять успокоившись: — Мой кузен Бильшовский говорит «Да!»
Вдовец перед портретом покойной жены.
— Вот она, моя ненаглядная! Никогда мы с тобой не увидимся… Разве что на том свете. — Обеспокоенно: — Да существует ли тот свет? — Опять успокаивается: — Мой кузен Бильшовский говорит «Нет»!
— Сын мой, Господь Бог вездесущ!
— Вот как? А что Он делает в субботу в трамвае? (Ездить в субботу запрещено.)
— Ну, поезжай с Богом, сынок!
— Но, папочка, разве Бог поедет четвертым классом?
Маленькая Ребекка в музее:
— Мама, почему у ангелов на головках маца?
Старый Шлойме:
— Видите ли, дети, здесь, на земле, нам живется хуже, чем гоям. Зато на том свете нам будет лучше… То есть я бы очень смеялся, если бы нам и на том свете жилось хуже!
— До чего жестока жизнь: вечером ложишься в постель здоровым, а утром встаешь мертвым!
Человек — словно сапожник: живет, мучается, работает — и умирает.
— Как правы были древние! В самом деле, лучше вообще не родиться. Но едва ли одному из тысячи выпадает такое счастье!
— Ребе, как человек растет — снаружи вовнутрь или изнутри наружу?
— Раз ты так спрашиваешь, могу ответить только: «Да!»
Никто за ухом просто так не чешется. Разве что заботы или вши заставят.
Природоведение.
— Я читаю, что Земля вертится, а Солнце стоит. Как же Иеошуа (Иисус Навин) мог остановить Солнце, если оно и так стоит?
— Но тогда оно не стояло! Он его остановил и забыл отменить свой приказ. С тех пор оно и стоит…
— Ребе, почему летом жарко, а зимой холодно?
— Очень просто. Зимой все топят печи, так? Тогда тепло из домов распространяется вокруг и помаленьку нагревает воздух. И к лету собирается тепло.
— Понял. А почему зимой холодно?
— Потому что летом никто печей не топит.
— Прибавьте мне жалованья, — просит шамес. — Я работаю двадцать пять часов в сутки!
— Что за глупости! В сутках только двадцать четыре часа!
— И все же это правда! Спросите хотя бы учащихся в иешиве, они вам подтвердят, что я начинаю работать уже за час до начала дня!
— Ребе, как получается дождь?
— Облака — это такого рода огромные губки. Когда они сталкиваются при ветре, вода из них выжимается, и у нас идет дождь.
— А чем вы докажете вашу теорию?
— Сам видишь: дождь идет!
Знаете ли вы, что надежнее всего предсказывает погоду? Полотенце, висящее на веревке.
Если полотенце мокрое и холодное — будет снег.
Если мокрое и теплое — будет дождь.
Если обледенело — будет мороз.
Если развевается от ветра — будет гроза.
А если оно вообще исчезло — это признак того, что его украли.
— Мой кузен Сруль пишет из Америки, что он делает подтяжки. Я не могу этого понять.
— А что тут трудно понять?
— Ну, сам посуди: у нас носят подтяжки, чтобы штаны не свалились. Но зачем нужны подтяжки в Америке, на той стороне Земли, где ходят вниз головой?
— И что тут непонятного? Мы боимся, что штаны спадут, а в Америке боятся вывалиться из штанов.
— Мойше, ты понимаешь, как это поезд едет по железной дороге? Ведь никто его не тащит, не толкает…
— Это происходит так: на перроне стоит гой и звонит, как оглашенный. На голове у него нечто вроде бандитской шапки. Потом на перрон выходит второй гой, начинает размахивать красной тряпкой, похожей на женский фартук, и поднимает вверх руку. В этот момент среди людей, толпящихся на перроне — там и евреи, и христиане, — возникает паника. Все бросаются с дикими криками к вагонам. Ну, поезд тоже пугается и несется прочь…
— Ребе, я никак не могу понять: как работает телеграф?
— Это очень просто. Вместо проволоки представь себе длинную-предлинную таксу. Дашь ей пинка сзади — она завоет спереди.
— Понял. А беспроволочный телеграф?
– Все то же самое, но без таксы.
Еврей-депутат в старой Австрии доктор Йозеф Блох однажды сказал: «Наше счастье, что антисемиты сочиняют про нас всякую клевету, вроде лжесвидетельства под присягой против христиан или крови младенцев для приготовления мацы. Горе будет нам, если они докопаются до наших действительных пороков, приобретенных в течение тысячелетий, когда мы жили среди других народов на их земле!»
Один литовский еврей дал такую характеристику собственного народа: «Евреи хороший народ, умный и культурный, способный и талантливый, обер зеер паскудне (но очень противный — так примерно это переводится с литовского диалекта идиша).
Однажды к русскому царю прибыла делегация священников, дабы обвинить российских евреев в ритуальных убийствах.
— Это чепуха, — сказал царь. — Я знаю моих евреев. Если бы все это было правдой, то давно бы один еврей донес на другого.
Почему евреи рассеяны по всей планете?
Чтобы пореже попадаться друг другу на глаза.
У одного еврея было много детей, и один из них — слепой от рождения. Перед смертью он все завещал здоровым детям. Все осуждали его, но еврей объяснил свое решение:
— Слепого чужие как-нибудь да прокормят, а вот остальным придется здоровыми жить среди евреев!
На трех вещах стоит мир: на деньгах, на деньгах и еще раз на деньгах.
— Я горжусь, что я еврей! А если бы я не гордился, то все равно остался бы евреем — так уж лучше я буду гордиться!