Спектр религиозной жизни Израиля. Часть восьмая. Консервативный иудаизм

Консервативный иудаизм

Общеизвестно, что у всего нового есть не только внешние, но и внутренние противники: отнюдь не все могут стройными рядами шагать в ногу, многих одолевают сомнения, терзает естественный страх перед новизной и элементарное неверие в свои силы…

Не миновала чаша сия и реформистское течение иудаизма, о котором я писал в предыдущей статье. По мере разрастания и укрепления в боях с ортодоксией, от движения начали отходить люди, ошарашенные безудержным размахом перемен, способными, что называется, вместе с водой выплеснуть и ребенка!

Более того, многие крупные идеологи реформистского движения выступили против слишком решительного характера реформ. Ими была сформирована так называемая «позитивно-культурная» платформа нового иудаизма, чьи принципы, — признание Галахи (еврейского религиозного закона) в качестве руководства к жизни, не-фундаменталистское следование постулатам иудаизма, позитивное отношение к современной культуре, науке и образу жизни, — по сути, можно свести к одному: деятельный поиск компромисса между традиционным еврейским вероучением и современностью.

Не сумев сколько-нибудь серьезно укрепиться в Германии, сторонники нового течения перекочевали в США, и начале XX века прочно утвердилось здесь под названием «консервативный иудаизм».

Выбор новой страны был отнюдь не случайным – в то время Америка переживала настоящий иммиграционный бум, когда на просторы «дикого Запада» ринулись тысячи восточноевропейских евреев, бежавших от погромов и революций. Однако, при всем опьянении жизнью в Новом Свете, многие из них отнюдь не собирались отказываться от впитанной, как говорится, с молоком матери, веры. Наоборот, они всеми силами цеплялись за этот хорошо знакомый, родной островок в море ярко сверкающих, неведомых диковинок. Кстати, именно поэтому, реформистский иудаизм был для них чужд и странен: эмигранты не представляли себе молитв на английском языке и с непокрытой головой, а раввин, который ел свинину и в шаббат курил сигары, был для них попросту шокирующей фигурой!

Казалось бы, в чем проблема – в Америке не было недостатка в ортодоксах, хасидах и прочих ревнителей того самого, родного, привычного с детства, маминого иудаизма. Более того, США – свободная страна: не хочешь ходить к реформистам – и не надо, на аркане никто не потянет…

Так-то оно так, но по мере того как еврейские эмигранты привыкали к Америке и завоевывали себе в ней место под солнцем, они всё яснее понимали простую истину: здесь не место одиночкам, здесь живет общество, которое не понимает, не принимает и не прощает отщепенцев! В Америке необходимо быть частью общества, жить как все, следуя общепринятым обычаям и нормам. В частности, надо иметь своего Б-га, свою церковь (в данном случае, синагогу) и свою веру. Без них, по мнению, американцев, человек – что называется, «не наш человек». Свобода – она-то, конечно, свобода, но мужчина или женщина, не посещающие молельный дом (возьмем этот термин, чтобы всякий раз не уточнять «who’s who») вызывают, как бы помягче сказать, глухую неприязнь. Им, может быть, слова поперек никто не скажет, но отношение будет совсем другое, часто отнюдь не то, на которое эти самые мужчина и женщина рассчитывают…

Поэтому эмигранты попали в сложное положение: они хотели держаться за свою старую, привычно-домашнюю веру, но не меньше хотели освободиться от кандалов повседневной напряженности, «доставших» запретов и допотопных представлений о мире, семье, браке, ведении бизнеса и пр. Иными словами, им хотелось чтобы Б-г, синагога и вера не мешали жить как все!

Вот тут-то на сцене появился Соломон Шехтер, человек большой учености – шутка ли, выдающийся ориенталист-гебраист, исследователь генизы каирской синагоги, первооткрыватель древней талмудической и раввинистической литературы, президент Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке… как говорится, список можно было бы продолжать. Прославился же он как отец американского консервативного движения в иудаизме, придерживаясь направления между ортодоксией и реформизмом, сочетая научную объективность с глубокой верой, а также с гибкостью и новаторством в теории и практике.

В своих новых синагогах ученики Шехтера предложили евреям многое из того, чем манили их реформисты: мужчины и женщины во время богослужения сидят вперемежку, играет оргáн, сокращенная литургия оживляется добрым юмором молодых раввинов, — чисто выбритых и говорящих на хорошем английском языке, -причем, когда надо, сохраняются серьезность, даже скорбь, и многие знакомые молитвы на иврите. Здесь можно быть человеком Запада, при этом не переставая оставаться евреем; более того, прихожане гордились тем, что они все-таки веруют, блюдут свой иудаизм, несмотря на вынужденное из желания жить как все нарушения законов субботы или поедания запрещенной пищи, не говоря о прочих установлениях Закона.

Немудрено, что в начале прошлого века идеи Соломона Шехтера привлекли к себе множество сторонников, в то время, как реформисты завоевали себе довольно малое число последователей. Массовое приобщение евреев за одно десятилетие превратило консервативный иудаизм в движение, сначала равное, а вскоре значительно опережающее реформистское! Отныне эти два направления выступают в современном иудаизме основными не-ортодоксальными течениями.

В заключение темы, хочется сказать вот о чем: так уж случилось, что грани между реформизмом и консерваторством, — как в США, так и в Израиле, куда они тоже «просочились»! —  зачастую оказываются довольно-таки стертыми. В синагогах, которые можно назвать консервативными, богослужение может отличаться от реформистского разве что тем, что мужчины надевают головные уборы и что в синагогальной службе чаще звучит иврит. Сама жизнь свидетельствует, что соблюдение шабата, законов о потреблении пищи и других установлении становится у консерваторов все менее и менее строгим. Это приводит к тому, что консервативные евреи постепенно становятся неотличимы от реформистских…

окончание следует


Как скачать?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *