«Венгерский Диоген из Парижа»

Иштван Рат-Вег (Ráth-Végh István, 1870-1959) - знаменитый венгерский юрист и писатель-популяризатор

В этой небольшой статье, я хочу привести отрывок из главы «Венгерский Диоген из Парижа» венгерского писателя-популяризатора и юмориста Иштвана Рат-Вега (1870-1959).

В ней, насколько это возможно подробно для не специального научно-библиографического труда, описана судьба Ментелли (пред. 1780 – пред. 1836) – еврейского учёного-энциклопедиста, непревзойденного филолога-полиглота, прожившего полную трагизма и превратностей жизнь.

Ментелли – ярчайший пример ученого-отшельника, незаурядной творческой личности, отказавшейся от всех без исключения мирских благ ради знаний. Этакий Диоген пополам с Фаустом, густо замешанный на еврействе.

Итак, согласно биографическому словарю Вурцбаха (известного в наполеоновские времена немецкого ученый историк, биограф), Ментелли (настоящее имя — Мандель или, что намного ближе к истине,  Мендель).родился в пожонськой еврейской семье в 1780 году. Учился сначала в Пражском, а затем в Берлинском университете. В беседе с Ференцем Тешшедиком назвал себя католиком, хотя есть сведения, что он лишь для вида сменил веру, по жизни же оставаясь хоть и тайным, но иудеем.

Впервые обратил на него внимание европейской общественности один английский путешественник, опубликовав статью в «New Monthly Magazin» («Новый ежемесячный журнал»). Статья имела большой успех, и была перепечатана в «Revue Britanique» («Британское обозрение», май, 1827 г.).

Называлась она «Vie d’un savant hongrois à Paris» («Жизнь одного венгерского ученого в Париже»). Вот ее перевод:

«Был я в гостях у своего друга, офицера английского флота, на Рю Пигаль. Во время беседы он подвел меня к окну, выходящему в сад, и сказал: «Видите в конце сада полу развалившийся сарай? Там живет самый странный человек на свете». И пригласил навестить его.

Садовый сарай, прилепившийся к стене соседнего дома. Садовый сарай, прилепившийся к стене соседнего дома, не более семи футов. Мы постучали и вошли. Три человека едва умещались в нем. Справа от входа был деревянный ящик, занимавший помещение во всю ширину. Ученый сидел на доске перед ящиком, просунув в него ноги, прислонившись спиной к стене соседнего дома. На ящике стояло некое подобие пульта, на котором, в свою очередь, лежала грифельная доска, служившая ему для записей. Под грузом времени окно сарая перекосилось, стекло треснуло, и теперь было заклеено полосками бумаги. Слева располагалось старое обветшалое кресло, заваленное книгами – от гигантских фолиантов до книжечек в шестнадцатую долю листа. Кресло это ему подарил кардинал Флеш. Лампу заменял оловянный лист, грубо свернутый в форме посудины и подвешенный к потолку на медной проволоке. В темном углу виднелась жестяная плошка, котелок с водой и рядом кусок сухаря.

Друг мой сообщил, что ученый говорит по-английски не хуже нас обоих, хотя, кроме нас, других англичан он никогда не видел и не слышал. Друг мой оказался прав. Человек этот говорил на изысканном английском без малейшего акцента. Столь же безупречно он знал по-латыни, по ново- и древнегречески, по-арабски, персидски, итальянски, венгерски и по-французски, прекрасно владел всеми славянскими языками и санскриптом. Все прочие известные языки он понимал, а в китайском продвинулся настолько, что знал уже 3000 иероглифов.

Еженедельно он давал уроки математики за три франка и на это жил. Продукты он покупал на неделю вперед: несколько картофелин и две краюхи солдатского хлеба. Лучше так, объяснил он, чем покупать каждый день, потому что черствый хлеб труднее переваривается, а это экономия. Раз или два в неделю, пользуясь огнем лампы как очагом, варил он в жестяной плошке две-три картофелины, то была единственная роскошь. Одежду он носил из грубой фланели. Спал зимой в ящике, а летом – в кресле.

Ни голодная жизнь, ни ночные бдения, казалось, не вредили ему. Улыбчивое, открытое лицо, гладкая кожа и даже – небольшой животик. Длинные волосы струились по плечам, лицо тонуло в роскошной бороде. Неоднократно служил он Жироде натурщиком, что тоже было для него источником жалких доходов. На мой вопрос, не утомляет ли его такой образ жизни, ответил, что нет, не утомляет, двадцать лет он уже так живет. Радости жизни его, безусловно, привлекают, но чтобы пользоваться ими, надо затрачивать на уроки больше драгоценного времени, которого и    так не хватает, хотя работает весь день и половину ночи. Несчастным он себя, однако, не чувствует.

Собрав удивительные сокровища знания, этот человек, подобно скупцу, все своё время и силы затрачивал на то, чтобы эти сокровища умножить. Он обошел пешком всю Европу, кроме Англии. Своими друзьями он считает многочисленных членов Института, которые, несмотря на его грубую одежду, ходят с ним рука об руку, приглашают его на свои собрания. Хороший пример для наших профессоров-денди, которым нужна одежда для украшения науки.

Ментелли рассказывал, что один из друзей прислал ему целый гардероб. Носил он эту одежду пару дней, но так как ему давно уже хотелось купить несколько книг, не смог устоять перед искушением и все свои обновки решил продать. Пошел к старьевщику, но тому показалась подозрительной черная фланелевая куртка Ментелли и красивая одежда, принесенная на продажу. Приняв ученого за вора, он передал его в руки полиции. Нашего знакомца посадили в одну камеру с бродягами. Он постыдился обратиться по такому делу к друзьям и просидел в тюрьме неделю. Наконец, ему надоело столь бессмысленное времяпрепровождение, и он решился-таки написать друзьям, которые его и освободили. Если бы его посадили в отдельную камеру и дали возможность продолжить свои штудии, он бы с удовольствием остался в тюрьме, потому что там все бесплатно и все время можно работать.

Мой друг приглашал иногда Ментелли отобедать с ним, но резкие перемены в образе жизни вредили ему, он хмелел от одного стакана вина. Сказал мне, что мечтает обойти Англию и думает, что 150 франков для этой цели ему будет достаточно. Я рассмеялся, на что он мне совершенно серьезно ответил, что в этой сумме он учел и английскую дороговизну: на континенте ему бы хватило и 50 франков. Для жизни достаточно хлеба и воды, а спать можно и под открытым небом или в подворотне какой-нибудь церкви. «Что вы, мсье! — воскликнул я. — Отсутствие денег считается в нашей стране самым тяжким грехом. Законы наши защищают имущество подданных, а не их бедность. Если вы проведете ночь под деревом, утром вы попадете в тюрьму, и вас осудят как бродягу. И напрасно вы будете рассказывать, кто вы и откуда: судья укажет на ваше платье, и все поймут, что вы лжете. Я сам знаю несколько таких судей, которые безо всякого суда и следствия послали бы вас на виселицу только за то, что ваше платье не стоит 10-12 фунтов». Ментелли выслушал и   отказался от путешествия в Англию.

Нрав у Ментелли приятный и покоряет. Длинная борода его, живое, умное лицо напоминают портреты кисти Тициана. Стыдно должно быть французским властям, которые не оказывают помощи такому человеку. Обильные и безграничные познания его поистине удивительны. Спроси его кто угодно о мнении того или иного древнего или современного ученого потому или иному вопросу, и он тотчас же расскажет на память все, что написано об этом учеными, писателями и поэтами, причем расскажет им на языке спрашивающего. Воистину, у него больше права, чем у Пико делла Мирандола, сказать о себе, что он способен говорить de omni re scibili. Удивление поражает еще и от того, что он нигде не воспитывался и все знания приобрел сам. 5000-6000 франков ежегодных было бы ему достаточно, но никто ему их не дал!»

И французское правительство решило оказать ему помощь, поручив Ментелли составить каталог рукописей на экзотических языках в «Bibliothèque de I’Arsenal» («Библиотеке Арсенала»), предложив за эту работу 1800 франков в уверенности, что каталогизация займёт многие годы. Ментелли выполнил поручение за один месяц!

Как скачать?

Tags: евреиПарижстатья