Еврейский анекдот в наши дни и его смерть

Если мы знаем все условия существования и варианты ев­рейского анекдота, то мы знаем и его временные и прост­ранственные координаты, знаем, так сказать, геометричес­кое пространство, где он мог и даже обязан был родиться. Ясно, что своей кульминации у еврейства Восточной и Центральной Европы он должен был достичь вскоре после начала Просвещения (которое у евреев наступило немного позже, чем у нееврейских народов, среди которых они жи­ли). В Германии он переживал пору расцвета во времена Наполеона, но тут ему с самого начала не хватало утончен­ной талмудической изощренности восточноеврейского ти­па, потому что в Германии — мы об этом уже упоминали — традиционное талмудическое образование со времен позд­него Средневековья сошло на нет.

В Восточной Европе еврейский анекдот оставался акту­альным и живым до тех пор, пока группы и индивиды, свя­занные традициями, искали и находили путь к миру совре­менных знаний. Постоянный приток евреев, получивших талмудическое образование, к новейшим формам духовно­сти имел место в Восточной Европе вплоть до прихода гит­леровских войск и уничтожения живущих там евреев. А вместе с этими евреями умер и еврейский анекдот в его са­мой утонченной разновидности.

Возникает вопрос: мог ли в сохранившихся еврейских группах возникнуть анекдот подобного рода, и если мог, то где?

Первым делом приходит в голову Советская Россия. Царская империя с ее сомнительным социальным и поли­тическим состоянием, еврейскими погромами и с много­численными центрами специфически еврейского образова­ния была идеальной питательной средой для еврейского анекдота.

Русская революция временно упразднила — почти пол­ностью — еврейское остроумие. Наконец-то появилась воз­можность свободной деятельности! Появилась надежда сделать жизнь счастливой!

Когда революция осталась позади, анекдот снова под­нял голову. Кстати, не только у евреев. В 20-х годах вся ли­тература России определенно пропитана остроумием. Ведь революционеры обещали — и самим себе, и народу, — что с ликвидацией классовых различий произойдет полное из­менение человеческой натуры и в обществе воцарится рай­ская идиллия. Разочарование нашло выход в остроумии, в анекдоте. Катаев, Ильф и Петров, Зощенко — вот имена, с которыми связана эта форма остроумия.

По всей очевидности, не случайно, что именно еврей по имени Илья Эренбург в своем романе «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» наиболее остроумно и наиболее горько показал расхождение между революционными лозунгами и послереволюционной действительностью. Причем показал на примере бедного портного с талмудически вышколен­ным умом и с хасидски пламенным сердцем, на примере од­ного из тех, кого одинаково стремились истребить и после­революционная Россия, и капиталистическое зарубежье.

Сталинская эра быстро положила конец как еврейско­му, так и нееврейскому анекдоту в России. На смену идеа­листическим ожиданиям пришла стремительная индустри­ализация, проходившая в атмосфере мелкобуржуазного бюрократизма и фанатического национализма. Тем, кто еще лелеял прежние мечты, новая действительность, есте­ственно, давала немало поводов для остроумия. Но после того как партия с ее постоянно меняющимися лозунгами превратилась в единственно разрешенную церковь, анекдо­ты были запрещены. Острословы теперь были обречены на молчание, на заключение или даже на смерть.

К этому нужно добавить, что государство запретило ев­реям изучать их традиционную письменность. Свою роль тут сыграл отчасти антирелигиозный курс нового режима, отчасти — вновь поднявший голову примитивный анти­семитизм, который как был, так и остался «традицией» с царских времен, а теперь, благодаря антисемитским памф­летам еврея-выкреста Карла Маркса, получил дополни­тельное подкрепление и оправдание. Если советским евре­ям и хватало мужества рассказывать о своих невзгодах в форме анекдотов, то в анекдотах этих теперь отсутствовала утонченная талмудическая отточенность. Еврейский анек­дот Советской России — если он вообще появлялся — в со­держательном плане мог быть более глубоким, чем анекдо­ты других недовольных. Ибо недовольство евреев питалось не только общей атмосферой: оно связано было и с их ты­сячелетними мессианскими мечтами, на осуществление ко­торых им, казалось, дала надежду революция. Впрочем, формально еврейский анекдот едва ли продвинулся даль­ше, чем анекдот других переднеазиатских по духу народов на советском пространстве. Поэтому нельзя считать слу­чайностью, что новый советский анекдот связан был в большей степени не с еврейским, а с армянским мироощу­щением и был поднят на пьедестал несуществующим Ар­мянским радио.

Если говорить о сегодняшней Центральной Европе, то от жалких остатков еврейства, сохранившихся после Холокоста, ждать возрождения еврейского анекдота было бы большим оптимизмом.

А Франция? Там с самого начала дело обстояло по-дру­гому. Вместе с другими бесправными группами и сослови­ями евреи получили гражданские права благодаря Фран­цузской революции. Идеалы революции — справедливость и социальное равенство — не вступали в противоречие с идеалами библейских пророков. Более того, они представ­ляли собой секуляризованную форму тех же целей (то же самое можно сказать и об идеалах русской революции). Чтобы приспособиться к такому буржуазному миру, евре­ям не пришлось предавать собственные традиции. Для это­го им не нужно было креститься или исповедовать роман­тически антигуманные идеи, как в Германии. Ни антисе­митский процесс Дрейфуса на рубеже XIX и XX веков, ни пронацистское правительство Виши не могут служить ар­гументами, которые опровергали бы предыдущее утверж­дение: ведь оба они не соответствовали духовно-мораль­ным требованиям послереволюционной Франции.

К этому следует добавить, что евреи Франции пересели­лись сюда частично из Испании и — в более поздние вре­мена — из Северной Африки, а следовательно, по проис­хождению это южные, или «арабизированные», евреи. А мы уже говорили, что только у этой группы евреев никогда не был развит фольклорный анекдот.

Другие евреи Франции, попавшие сюда из Эльзаса, хо­тя и были «восточного» происхождения, однако никогда не отличались особой талмудической ученостью. В основном это были полуграмотные торговцы скотом и разной сель­скохозяйственной продукцией. Так что эльзасский еврей­ский анекдот не касается глубоких проблем еврейского бы­тия в изгнании; его сфера — деньги и секс.

В Германии ситуация была иной. Политические и ду­ховные идеалы преобладающей части образованных нем­цев были сформированы под сильным влиянием иррацио­нальной и антидемократической романтики. Полная ассимиляция означала для евреев кардинальный разрыв со всеми своими традициями. А если это происходит, то ста­вится под вопрос само существование анекдота как таково­го. Но и этот чрезвычайно враждебный евреям мир, при всем его великолепии, сам провоцировал евреев на крити­ческие выпады против него. Генрих Гейне, Карл Краус и — на несколько менее значительном уровне — Курт Тухольский представляют именно этот вид еврейской критической позиции.

Переходим к Англии. Там живут по большей части так называемые испанские евреи, о которых не раз уже сказа­но, что у них фольклорного анекдота никогда не было, а также эмигранты из Восточной Европы, люди в основном пролетарского происхождения, которые и дома, в странах, откуда они приехали, могли получить разве что начатки талмудического образования. Не в состоянии они были пе­редать его и своим сыновьям. К тому же евреи в Англии не угнетены. Так исчезают почти все факторы, которые необ­ходимы для расцвета еврейского анекдота.

В Америке положение вещей, в общем, такое же. Прав­да, испанские евреи живут здесь только на южной половине континента (они прибыли сюда в свое время вместе с пер­выми конкистадорами). Но евреи-иммигранты в Соединен­ных Штатах, как и большинство прежних переселенцев в Англии, происходят в основном из пролетарских семей. Только в виде исключения, во время русских погромов и, конечно, позже, в годы гитлеризма, сюда попали и другие слои. Еврейский пролетариат, как правило, не имеет тради­ционного талмудического образования, а если и владеет зна­ниями такого рода, то очень фрагментарно. К тому же самые блестящие головы — об этом мы уже говорили — были ото­браны и введены в верхний слой посредством испытанной брачной политики, которую проводили евреи в изгнании. Таким образом, еврейский пролетариат не является, как у других молодых народов, неиспользованным резервом, ско­рее это всего лишь отсортированный, не совсем «кондици­онный» остаток. Вот почему своей полной зрелости еврей­ский анекдот в Америке так и не достиг.

Тем не менее были и некоторые внешние причины, ко­торые способствовали определенному подъему анекдота. Идеалы немецких бюргеров, хотя и чуждые еврейской тра­диции, были все же духовными идеалами, и в этом отноше­нии они внушали евреям, с их древними духовными тради­циями, известное доверие.

Однако в Америке даже университеты часто предназна­чены в первую очередь не для аккумулирования духовных ценностей. Стипендии там даются скорее выдающимся футболистам, нежели выдающимся умам. Большей части евреев подобная установка чужда. Кроме того, здесь есть и определенный антисемитизм: «высший слой» страны на­строен против иммигрантов из Восточной и Южной Евро­пы, а значит, и против всех евреев. Правда, можно спро­сить: представляет ли столь уж большой соблазн для евреев — особенно для бывших пролетариев — вхождение в такой однозначно бездуховный высший слой? В Амери­ке, несмотря на примитивный антисемитизм, для евреев есть прекрасная возможность продвинуться и сделать карьеру — прежде всего в интеллектуальных профессиях. Если даже евреи, переселившиеся в Америку, не обязательно са­мые одаренные, все же общий показатель одаренности в ев­рейском народе весьма высок. Получение академической ученой степени даже для сыновей бывших подсобных ра­бочих-евреев — дело довольно обычное.

Таким образом, еврейский анекдот в Америке имеет ма­ло оснований для столкновения с американским антисеми­тизмом. У этого анекдота есть, пожалуй, одна-единственная тема: посмеяться над тем, с какими трудностями еврейские нувориши осваивают американский образ жиз­ни. Эти трудности ведут к частым консультациям у психо­аналитика, который здесь, в Америке, выполняет у евреев роль и сведущего в Талмуде раввина, и хасидского цадика. Четыре из пяти американских еврейских анекдотов посвя­щены теме приема у психоаналитика; недаром психоанализ в Америке называют иронически «еврей­ская наука»,

О том, что евреи арабских стран никогда не создавали собственного народного анекдота, мы упоминали; называ­ли и причины этого.

Таким образом, остается Израиль. Израильский армей­ский юмор и анекдоты, в которых идет речь о конфликтах между отдельными группами переселенцев, мы уже рассма­тривали. Эти анекдоты полностью исчезнут в обозримое время. Их жизнь и смерть находятся в полной зависимос­ти от диаспоры.

Тогда зададимся вопросом: имеет ли шансы возникнуть автохтонный израильский анекдот?

Здесь полностью отсутствует тот сущностный элемент, который прямо способствовал возникновению у евреев глубокого тенденциозного анекдота: угнетение и бесправие. Если на гражданина Израиля нападут, он может оборо­няться с оружием в руках. Тут не до шуток.

Даже традиционное талмудическое образование суще­ствует в Израиле только у небольших ортодоксальных групп, которые вынуждены были бежать в Израиль, чтобы спастись от гитлеровского геноцида. Ортодоксальные ев­реи не были в Новое время сионистами, они не стремились возвратиться на историческую родину. Они уезжали туда разве что в старости, чтобы умереть поблизости от Стены плача. Они и в изгнании ожидали пришествия Мессии, ко­торый в конце всех времен должен был повести их в Иеру­салим.

Но когда талмудическое образование утратило свою роль, с ним исчез важнейший формальный элемент еврей­ского анекдота.

Как последний фактор остается природное остроумие переднеазиатских евреев, потомками которых были первые переселенцы, приехавшие в Израиль на рубеже XIX и XX веков, — русские евреи. Они, кстати, ведут свою родослов­ную от интеллектуальной элиты еврейского народа.

В Израиль прибывали не только беглецы, спасавшиеся от нацистов, но и прежде всего очень много евреев из арабских стран. До поры до времени обе эти группы смешивались лишь в исключительных случаях. Но со временем ситуация меняется. И в новом, смешанном еврейском населении мож­но будет обнаружить лишь слабые следы врожденного ост­роумия переднеазиатских евреев. Уже сегодня юный Изра­иль лишен чувства юмора, как Библия.

Куда ни посмотри, условий, которые породили еврей­ский анекдот и привели его к расцвету, уже нет нигде. Часть еврейского народа пережила нацистский террор; но о еврей­ском анекдоте этого не скажешь. Сегодня он — в этом труд­но сомневаться — принадлежит прошлому евреев точно так же, как немецкие народные сказки принадлежат прошлому немцев.

Но мы можем еще собирать и анализировать еврейские анекдоты. И пока источники, их питавшие, не стали нам безразличными, понимать их и наслаждаться ими.

Как скачать?

Tags: анекдотеврейскийостроумиесмертьстатьяТалмудюмор