Лучшие еврейские анекдоты. Еврейские хитрости. Часть 3
Агент виноторговой фирмы — владельцу ресторана:
— Купите это замечательное вино!
— Красное вино мне не нужно.
— Ну хоть попробуйте…
— У меня вина больше чем надо.
— Тогда хотя бы понюхайте, прямо из бутылки!
— Еще слово, и я спущу вас с лестницы.
— Но это такое замечательное вино…
Владелец ресторана выполняет свою угрозу. Агент, скатившись по ступенькам, долго лежит внизу. Потом, с трудом поднявшись на ноги, снова карабкается в зал и говорит владельцу:
— С красным вином ясно. А что вы скажете насчет белого?
Торговец-еврей пишет своему оптовому поставщику: «Срочно пришлите мне, пожалуйста, три штуки зеленой набивной ткани, сатин, с рисунком». Постскриптум: «Жена как раз говорит мне — того, что есть в наличии, вполне достаточно. Так что ничего мне не присылайте».
Жена торговца, который везет на рынок сто пар брюк:
— С Богом, и желаю тебе, чтобы ты вернулся без штанов!
— Какой ты часовщик? Когда я принес тебе часы, они пускай плохо, но шли. А теперь вообще стоят!
— Знаешь что я тебе скажу? Пусть меня Бог покарает, если я хотя бы притронулся к твоим часам!
— Дела у меня совсем никуда. Поверьте, часто я не знаю, что мне поесть.
— Если позволено будет спросить, на что вы, собственно, живете?
— Ну, знаете, когда бывает факельное шествие, какая-нибудь процессия или что-то подобное, я сдаю места у окон моей квартиры.
— А где, собственно, вы живете?
— На Малой Моренгассе.
— Там же никаких факельных шествий не бывает!
— Теперь вы можете себе представить, как плохо идут у меня дела?
— Как дела?
— Хорошо — если бы не проблемы.
— А ты делай, как я. Найми кого-нибудь, кто будет с ними мучиться. Ты платишь ему пять тысяч гульденов, а он решает твои проблемы.
— Где же я возьму пять тысяч?
— Вот это и будет первая его проблема.
Экономический кризис. Коммивояжер за целый день ничего не продал. Хозяин с горечью спрашивает у него:
— Скажите, или у меня есть дело, а вы в нем продавец, или у меня есть музей, а вы в нем хранитель?
Экономический кризис 1931 года. Лавка Кона закрыта, на двери висит табличка с надписью: «Закрыто по случаю смерти».
Грюн сочувственно спрашивает у Кона:
— Кто же у вас умер?
— Клиентура.
— Почему это у вас селедка стоит сорок крейцеров штука? Вон Лефкович, через дорогу, продает по двадцать!
— Так и покупайте у Лефковича!
— Да, но у него селедка кончилась.
— Вот когда и у меня кончится, я тоже буду продавать по двадцать.
Господин Манделькерн приезжает на морской курорт. Он заказывает себе горячую ванну, причем, за дополнительную плату, с морской водой. Отдохнув после ванны, он выходит на балкон и, в полной растерянности, смотрит на наступивший отлив:
— Боже праведный! Вот это расход!
— Знаешь, Кац, я в затруднительном положении. Не мог бы ты меня выручить? Мне позарез нужны десять тысяч шиллингов.
— О чем речь, дорогой! Конечно, могу.
— А под какие проценты?
— Девять.
— Ты что, мешуге, Кац? Как ты можешь драть такие проценты с единоверца? Что подумает о тебе Господь, если посмотрит сверху?
— Если Он посмотрит сверху, то увидит не девятку, а шестерку!
Морицл:
— Тате-лебен, как лучше сказать: три перцента или три процента?
— Лучше — четыре процента.
— Как у вас дела с финансами?
— Спасибо, не жалуюсь… Это кредиторы на меня жалуются.
Разговор в поезде:
— Ставлю гульден, что я знаю, зачем вы едете в Вену.
— Зачем?
— Вы хотите рассчитаться с тамошними кредиторами.
— Вот ваш гульден.
— Как? Я в самом деле угадал?
— Нет. Но ваша идея больше гульдена не стоит.
Пинчевер создал свое дело в кредит. Принцип такой: он берет кредит в Национальном банке, потом, взяв еще большую сумму в Кредитном банке, рассчитывается с Национальным банком и так далее. В один прекрасный день он вдруг прекращает выплаты. На него сыплются упреки и угрозы.
— С какой стати я должен бегать туда-сюда? — говорит Пинчевер. — Что эти банки — больные? Пускай сами носятся и рассчитываются друг с другом!
Истец и ответчик стоят перед раввином.
— Он должен мне пятьсот рублей и никак не отдает, — говорит истец.
— В этом месяце я, к сожалению, расплатиться не могу.
— Это он говорил и в прошлом месяце!
— И что? Разве я не сдержал своего слова?
Бреслауэр делает у оптовика большой заказ и расплачивается векселем. По случаю заключенной сделки оптовик, в качестве маленькой премии, дарит ему пару перчаток.
— Всего одну пару? — разочарованно спрашивает Бреслауэр.
— А вы бы предпочли, чтобы я в виде премии подарил вам ваш вексель?
Бреслауэр испуганно машет руками:
— Нет-нет, тогда уж лучше перчатки!
— Почему ты каждый раз, когда подписываешь чек, надеваешь ермолку?
— Это единственное покрытие, которое у меня есть.
Еврей из местечка закупил в городе товары в долг. Поставив подпись под долговой распиской, он собрал с пола немного пыли и посыпал ею бумагу.
— Что это вы делаете?
— Еще мальчиком, — мечтательно говорит еврей, — я усвоил: что посыпано прахом, то забыто сердцем.
Кон и Леви совершили сделку.
— Будем составлять договор?
— Договор? Зачем договор? Все очень просто: если товары будут подниматься в цене, вы мне не станете их поставлять. Если цена будет падать, я не стану их брать.
— Штерн собирается взыскать с меня через суд сто марок! Тут одно можно сказать: «Из-за какой-то паршивой сотни вы собираетесь судиться? К тому же дерьмо, которое вы мне поставили, и десяти марок не стоит. Пришлите ко мне сейчас же вашего бухгалтера, чтобы он получил сто марок и к ним сто оплеух»… То есть все это я бы ему написал, если бы у меня были деньги, чтобы расплатиться!
— На что же мне теперь жить? — жалуется Мендл.
— Купи пшеницу! Она как раз поднимается в цене, — советует ему друг.
— Как я куплю пшеницу без денег?
— Заложи свой склад.
— Склад? На него давно наложили арест кредиторы!
— Тогда заложи мебель.
— Какую мебель? Я давно живу в четырех пустых стенах, причем в квартире, из которой меня выселяют.
— Приятель, да ты банкрот!
— Ну, если бы я был банкротом… (Считается, что банкротство означает хорошую сделку, а не отчаянное положение.)
— Мне уже не на что жить.
— Я был на бирже и слышал, просо растет в цене. На просе ты можешь хорошо заработать.
— Откуда я возьму сразу столько проса?
— Ну, если у тебя даже проса нет…
Шафран приостановил платежи и предложил кредиторам двадцать процентов своих долгов. Потом он объявил себя больным, уехал на курорт и возвратился, лишь когда, по его мнению, ярость кредиторов уже улеглась.
На вокзале он встречает знакомого, который радостно приветствует его:
— Послушайте, вы опять выглядите на восемьдесят процентов!
Мейсл потерял все свои деньги и торгует вразнос бубликами. Он стоит у главного входа в Госбанк. Мимо проходит приятель и спрашивает сочувственно:
— Ну, как дела?
— Великолепно! У меня в Госбанком соглашение: я не продаю ценные бумаги, а он не продает бублики!
Еврей торгует орешками у входа в крупный банк. К нему подходит приятель и говорит:
— Похоже, дела у тебя идут неплохо. Одолжи мне сотню, я открою на нее собственное дело, заработаю денег и отдам тебе долг с процентами.
— Я бы рад, да не могу. Понимаешь, у меня договор с этим банком…
— Договор? О чем?
— О том, что мы друг другу не мешаем: они не торгуют орешками, а я не даю кредитов.
— Господин советник коммерции, — говорит Каминер, — я привел сюда своего двоюродного брата. У него очень плохи дела. Он голодает.
Советник дает бедняге некоторую сумму. Каминер, однако, не уходит.
— Чего вы еще ждете? — спрашивает нетерпеливо советник.
— Комиссионных. Ведь это я привел сюда этого человека.
Грюншванц приходит к богатому родственнику:
— Одолжи мне сто крон. А я даю тебе честное слово, что за это устрою тебе гешефт на много лет вперед.
— Вот тебе деньги. И что это за гешефт?
— Это занятие на всю жизнь: ты будешь напоминать мне, что я должен тебе сто крон.
Хозяин — бухгалтеру:
— Кассир Розенцвейга удрал со ста тысячами марок, фирма приостанавливает платежи. Много наших денег там застряло?
— Нисколько не застряло. Мы уже год не ведем никаких дел с Розенцвейгом.
— В Берлине обанкротился Нахтлихт. Нас это сильно задевает?
— Нет, он нам ничего не должен.
— У Беншера большие растраты. Сколько мы там потеряли?
— С Беншером мы вообще никогда не работали.
Хозяин, озабоченно:
— Черт возьми, так есть у меня, в конце концов, свое дело или нет?
Розенбаум обанкротился. Приходит к нему один из друзей и поносит его на чем свет стоит:
— Ты еще вернешь мне мои деньги! Ну, чего ты молчишь? Скажи что-нибудь, хоть выругайся, хоть скажи «поцелуй меня в ж..!».
— Ни за что. Такое я говорю только тем, кто хочет получить у меня вексель.
Старый Левинзон умирает. Напрягая последние силы, он диктует сыну имена должников и суммы, которые они ему должны. Потом, утомленный, замолкает.
— А имена кредиторов ты мне не хочешь продиктовать? — спрашивает сын.
— Зачем? — бормочет старик. — Не бойся, они сами объявятся.
— Отец, а кому ты остался должен?
— По-твоему, я и это должен перечислять? Пускай мои кредиторы тоже умрут и сами скажут своим детям, кто и сколько им должен.
Теплицер со своим будущим зятем пробирается через толпу в зале биржи и говорит ему:
— Видишь этого толстяка с норковым воротником? Я ему должен пятьдесят тысяч. А тех двоих господ? Это компаньоны, им я должен двадцать тысяч. А того щеголя с моноклем? Он мне ссудил семьдесят тысяч.
— Но, папа, — недоумевает молодой человек, — почему вы мне показываете только тех, кому вы должны? Почему не расскажете, что вы сами имеете?
— Дурачок! То, что я им должен, я как раз и имею!
Зильберштейн учит своих сыновей уму-разуму:
— Если вы замыслили поправить свои финансы с помощью банкротства, то прежде всего научитесь помалкивать и выглядеть невозмутимыми. Хочу вам объяснить это на примере. Допустим, у какой-нибудь умной еврейки украли курицу. Что она сделает? Будет помалкивать, а взамен украденной стащит курицу у соседки. Если соседка тоже умная, она стащит курицу у следующей соседки… И в конце концов у какой-то еврейки пропадет курица, которая принадлежала вовсе не ей. Если эта еврейка окажется дурой и примется причитать, то все другие еврейки закроют покрепче ворота — и тогда, конечно, курицы будет не хватать у нее.
Улицы в Амстердаме, особенно в тех кварталах, где прежде находилось гетто, очень узкие.
В одну из жарких летних ночей Кон беспокойно ворочается в постели.
— Тебе нехорошо? — спрашивает жена. Кон тяжко вздыхает:
— Я должен Натансону, который живет напротив, триста гульденов, завтра утром я должен с ним расплатиться, а денег у меня нет.
— И это все? — спрашивает жена, решительно встает и кричит в окно. — Натансон, ты меня слышишь? Мой муж, Кон, не заплатит тебе утром! — Потом закрывает окно и говорит Кону: — Теперь уже спи наконец! Пусть теперь Натансон не спит…
— Заплатить за товар наличными я не могу, но я точно расплачусь через месяц… Поймите же: месяц — это всего лишь тридцать дней!
— Да, вы правы, тридцать дней я мог бы выдержать… Но тридцать ночей!
— Есть вещи, которые я просто не в силах понять. Я поехал в окружной город, взять денег взаймы. И ничего не вышло, потому что меня там никто не знает. Тогда я попытался сделать это дома — и опять ничего не вышло: тут меня знает каждая собака!
Из письменного напоминания об уплате долга:
«Кто обещал, что расплатится к сроку? Вы! Кто не сдержал слова? Вы! Кто же мошенник?
Ваш Вольф Розенхайн»
Иосель должен Рубену деньги. На письменные напоминания Иосель не отвечает, по телефону его никогда не застать. Наконец Рубен приезжает к нему сам. Йосель проводит его в свой кабинет, тщательно закрывает двери и шепотом говорит:
— Хочу поделиться с тобой тайной. Я могу доверять тебе полностью?
— Буду нем как могила!
— Хорошо, тогда слушай: одалживать мне деньги — совершенно безнадежное дело!
— Когда я даю кредит, я требую вернуть вдвойне.
— А я — половину.
— Какой в этом смысл?
— Ну, в этом случае я меньше теряю…
Отец взял с собой сына в деловую поездку. Сын удивлен тем, с какой страстью его отец стремится сбить цены.
— Папа, — говорит он, — зачем тебе это нужно? Ведь ты и так ничего не заплатишь.
— Верно, — соглашается отец. — Но я жалею людей: мне не хочется, чтобы они на мне очень уж много теряли!
Хозяин, служащему:
— Этот Эренберг, должно быть, совсем сошел с ума. Он должен нам две тысячи гульденов. Посмотрите, что тут можно сделать.
Служащий, вернувшись со встречи с Эренбергом:
— Да, он явно мешуге.
— Но деньги он хотя бы вернул?
— Ну, он еще не настолько мешуге…
Банкир Шпербер, своему кассиру:
— Этот кулак, Фейт, должен мне тысячу марок. Я слышал, у него умерла мать. Поезжай к нему и осторожно заведи разговор… Как-нибудь так: «Люди, почему это вы все в черном? У вас кто-нибудь умер? Как, ваша матушка умерла? Какое горе! Наверное, она оставила вам наследство? Ага, тогда у вас есть деньги? Вот здорово: наконец-то вы сможете расплатиться со стариком Шпербером!»
Все точно запомнив, кассир едет к крестьянину Фейту. Приехав, он видит: все веселы, никакого траура, работа кипит. Он осторожно заводит разговор: «Люди, почему вы не в черном? Как, никто не умер? Стало быть, матушка в добром здравии? Тогда она вам ничего не оставила? Значит, у вас нет денег? И вы наверняка не можете расплатиться со стариком Шпербером?»
— Я сейчас основательно сижу на мели.
— Что ж, Бог вам поможет!
— Конечно. А пока, в счет этой помощи, одолжите мне пять рублей!
Бедный деревенский еврей приехал в город, к своему не менее бедному родственнику. Он впервые видит банк — и спрашивает, что это такое.
— Это вроде лавки, — объясняет родственник, — но никаких товаров у них нет. Там просто получают деньги.
Деревенский еврей удивляется:
— Выходит, если мы туда зайдем, они нам с тобой так, ни за что ни про что?..
— Да, тут ты можешь быть совершенно уверен: они и тебе ни за что, и мне ни про что…
Бедная еврейская община в Галиции обращается к богатому торговцу углем из Львова с просьбой: не мог бы он пожертвовать ей шесть вагонов угля? На что торговец отвечает:
— Подарить уголь я вам не могу, но продать за полцены готов.
Община согласна и заказывает три вагона.
Спустя несколько месяцев, не получив ни платы, ни дополнительного заказа, торговец посылает напоминание.
Община отвечает: «… А напоминание ваше нам непонятно. Вы предложили шесть вагонов за полцены, что соответствует трем вагонам. Эти три вагона мы получили, на оставшуюся часть не претендуем».
Симон и Леви были добрыми друзьями, пока не случилось так, что Симон взял у Леви взаймы сто рублей и не вернул их.
Симон подает на бывшего друга в суд. Леви, однако, клянется, что никогда не брал этих денег. А так как никакой расписки у Симона нет, он процесс проигрывает…
Когда они вместе выходят из суда, Симон с горечью говорит:
— И не стыдно тебе из-за ста рублей пойти на клятвопреступление?
— А тебе? — спрашивает Леви. — Тебе не стыдно из-за ста рублей толкнуть своего друга на клятвопреступление?
Кон приходит к адвокату:
— Посмотрите, что мне пишет этот мошенник Грюн: я, дескать, должен вернуть ему две тысячи гульденов, иначе он подаст на меня в суд. Никогда в жизни я не брал у него двух тысяч гульденов, могу в этом поклясться!
— Что ж, тогда дело совсем простое… Барышня, диктую: «Так как двух тысяч гульденов я у вас никогда не брал, то ваш иск меня не волнует…»
— Но, господин адвокат, так не годится! Барышня, пишите: «Так как две тысячи я вам давно вернул, то ваш иск…»
— Господин Кон, вы только что сказали, что не брали у него этих денег!
— А что, разве брал?
— Почему же вы хотите написать, что давно их вернули?
— Видите ли, господин адвокат, если я напишу так, как говорите вы, кончится тем, что он выставит двух свидетелей, и они подтвердят, что он таки давал мне деньги… Если же я напишу, как я хочу, тогда двух свидетелей выставлю я…
Судья спрашивает ответчика:
— Вы утверждаете, что заплатили эти триста рублей? Истец это отрицает. Вы можете поклясться?
— Думаю, да, ваша честь.
— Нет, так клясться нельзя. Вы должны сказать или «я заплатил», или «я не заплатил».
— Вот-вот, именно в этом я и хотел поклясться!
Теплицер, несмотря на неоднократные напоминания, не возвращает деньги. Бухгалтер кредитора предлагает шефу послать резкую телеграмму и составляет черновик.
— Чепуха, — говорит шеф. — Все это — пустое многословие. Хочу вам показать, как надо телеграфировать в таких случаях.
И он пишет на бланке одно-единственное слово: «Ну?»
Через два часа приходит ответная телеграмма: «Ну-ну!»
Когда жена берет фамилию мужа?
В день свадьбы.
А когда муж берет фамилию жены?
В день банкротства.
— Не хотел бы я встречаться со стариком Купферштилем. Год назад я увидел его на улице и попросил у него взаймы двести франков…
— И этот тип тебе отказал?
— В том-то и дело, что дал!
На компаньонов Ратнера и Гурвича напали бандиты и потребовали: жизнь или все наличные. Ратнер дрожащей рукой отсчитывает грабителям одну банкноту за другой. Вдруг он оборачивается к Гурвичу и говорит:
— Я должен тебе тысячу. Вот она, я ее отдаю. Теперь мы в расчете.
— Я по уши в долгах.
— Так женись на богатой!
— Ну уж нет! Если моим кредиторам нужны деньги, то, пожалуйста, пускай сами и женятся!
Блох, с мягким упреком, своему парижскому поставщику:
— Мой конкурент, Леви, рассказывал: всякий раз, когда он приходит к вам, вы провожаете его вниз по лестнице со свечой. Со мной вы никогда так не носитесь! При этом я рассчитываюсь с вами наличными, а этот паршивец Леви все берет в долг.
— Как раз поэтому! Если вы сломаете на лестнице шею, это ваше дело, а если сломает шею Леви, то кто заплатит мне по его векселям?
— Как вам нравится мой Рафаэль?
— Он великолепен… Но ведь на картине подпись не «Рафаэль», а «Рахиль»!
— Я знаю. Мой адвокат советовал мне все переписать на имя жены.
Отец, на смертном одре:
— Я оставляю вам прекрасное состояние. И прошу вас: когда я умру, положите мне что-нибудь, чтобы я унес это с собой в могилу.
Отец умер. К гробу подходит старший сын:
— Я обещал положить что-нибудь отцу в гроб. Я кладу сто марок. — И кладет в гроб купюру.
Подходит второй сын:
—Я тоже обещал положить что-нибудь в гроб. Мой брат положил сто марок. Я кладу столько же.
Следующим подходит третий сын. Он видит в гробу две купюры и говорит:
— Если мои братья положили по сто марок, то и я не могу не выполнить последнюю волю отца. Даю тоже сто марок. А поручиться могу за триста. Так что двести я забираю, зато кладу вексель на всю сумму.
Когда окружающие начинают роптать, третий сын говорит возмущенно:
— Что это значит? Вы что, думаете, мой вексель не обеспечен?
Кон, еврею-сапожнику:
— Сколько я должен?
— Откуда мне знать? За мою работу вы заплатите мне два гульдена. Остальное меня не касается.
— Ты мог бы одолжить мне немного денег?
— С собой у меня, к сожалению, ничего нет.
— А дома?
— Дома? Спасибо, дома все хорошо.
Польский помещик:
— Одолжите мне десять тысяч рублей.
Банкир Гольдберг:
— Под какую гарантию?
Помещик, гордо:
— Под честное слово дворянина.
— Согласен. Несите его сюда!
