Лучшие еврейские анекдоты. Из еврейской жизни. Часть 3

Лучшие еврейские анекдоты. Из еврейской жизни. Часть 3Бедные евреи часто ездили на поездах зайцем. Чтобы их не высадили, они давали немного денег проводнику. Если же де­нег совсем не было, приходилось как-то проводника обманы­вать.
Приближается проводник; однако евреи поставили од­ного из своих на стражу и вовремя залезают под скамьи. Проводник входит, видит под скамейкой огромный баш­мак, хватается за него и вытаскивает верзилу, крестьянина-украинца.
— Билет! — требует проводник.
Крестьянин вынимает билет.
— А зачем тогда под скамью залез?
— Дело вот какое, — объясняет крестьянин. — Вижу я, Ицик Беренфельд лезет под лавку. Я вообще-то не понял, но сказал себе: если умный Ицик туда лезет, то он знает, за­чем он туда лезет, и лучше всего, если я тоже полезу.

Проводник входит в вагон, и тот кажется ему подозри­тельно пустым. Он заглядывает под скамьи — и в самом де­ле, там лежат два еврея.
—  Пожалейте меня, — умоляюще говорит один. — Моя дочь справляет свадьбу в Виннице, она — мой единствен­ный ребенок, а у меня нет денег на билет!
Проводник чешет в затылке; в нем просыпается состра­дание.
— А вы?
—  А я с ним, — отвечает второй. — Он меня пригласил на свадьбу.

Поезд Тернополь — Черновцы. Шмуль сел в поезд без билета. Проводник поймал его и на ближайшей станции пинком в зад вытолкал из вагона. Шмуль дождался следу­ющего поезда, но и оттуда его вышвырнули тем же спосо­бом. Шмуль сидит на перроне и охает. Вокруг собираются евреи.
— Куда вы, собственно, едете? — спрашивают его.
— Если тохес (зад) выдержит — в Черновцы.

Гоем (неевреем) могли в насмешку называть нерелигиозного еврея. Парех (парша) может также означать: изгой, по­следний человек.
В польском поезде сидит еврей в лапсердаке, с пейса­ми. В вагон садятся трое элегантных, по-западному одетых молодых евреев и начинают насмехаться над евреем в лап­сердаке. Тот молчит.
На дворе зима, пути занесены снегом, поезд сильно опаздывает. Вагона-ресторана в нем нет. Еврей в лапсерда­ке распаковывает свою кошерную провизию. Трое голод­ных юнцов стараются не смотреть на еду.
—Присоединяйтесь, — говорит еврей в лапсердаке. — А когда вы поедите, я вам докажу, что вы — самое лучшее и самое прекрасное в мире, хотя вы надо мной и смеялись!
Все наелись досыта. И тогда старый еврей заговорил:
— Я хочу доказать вам это на трех примерах. Вот пер­вый пример.
Наступает время вечерней молитвы, но в синагоге до миньяна (число мужчин, не менее десяти, для богослужения), одного еврея не хватает. Девять евреев стоят перед синаго­гой и смотрят по сторонам: не появится ли еще один? Вот вдалеке кто-то появился. Кто? Гой? Еврей? Он подходит ближе — и что вы думаете? Это еврей, наконец можно на­чинать молитву… Скажите сами: может ли что-нибудь быть прекраснее еврея?
Пример второй. Ночь с пятницы на субботу, семья хо­чет спать, но лихт-гой (нееврей, которого нанимают гасить свечи: правоверным евреям в шабес делать это запрещено) все не приходит и не приходит, а оставлять горящие свечи на ночь слишком опасно. Наконец за дверью раздается то­пот, и входит Иван! Сейчас он погасит свечи, и все смогут лечь в постель… Скажите сами: может ли что-нибудь быть прекраснее гоя?
История третья. Единственного сына матери-еврейки забирают в армию. Она ведет его к врачу, но парень здо­ров как бык. Мать в отчаянии. Тут врач, который сочувст­вует женщине, обнаруживает, что у парня на голове выпа­ли волосы, и говорит ей: «Знаете что? Я напишу, что эти проплешины — от парши, и вашего сына оставят в покое»… Скажите сами: может ли что-нибудь быть на свете прекрас­нее пареха?
И теперь я обращаюсь к вам: все вы одновременно и ев­реи, и гои, и парехи. Может ли что-нибудь на свете быть прекраснее вас?!

— Ваш билет, — требует проводник у еврея. Еврей мол­чит. — Ваш билет! — кричит проводник.
В ответ ни слова. Проводник, осатанев, бьет еврея по ли­цу, потом еще и еще раз. Наконец, обессилев, он просит:
— Ну, скажи хотя бы, куда ты едешь!
— Если морда выдержит, то до Харькова…

Проводник:
— И вы, с билетом второго класса, едете в первом классе?
Еврей, обиженно:
— А чего бы вы хотели — чтобы я, с билетом второго класса, ехал в третьем классе?

—У вас билет на пассажирский поезд, а вы сели на экс­пресс. Придется доплатить!
— Зачем? Можете ехать медленнее, я никуда не спешу!

— Эй, в вагоне нельзя плевать! Вот же, специально на­писано на табличке!
По-вашему, я должен выполнять все, что тут кругом понаписано? Вот, скажем, написано: «Пейте какао «Тоблер»!» И что, я должен его пить?

В экспрессе Лион—Марсель в купе сидят три пассажи­ра. Входит еврей-коммивояжер и сразу же предлагает:
— Господа, давайте разделим путь до Марселя на четы­ре части. Каждый из нас на четверть пути получит в свое распоряжение целую скамью, чтобы поспать. Вы не против, если я буду спать первым, до Дижона?
Господа не против, и коммивояжер ложится.
В Дижоне он просыпается, берет с полки свой чемодан и собирается выходить. Оставшиеся три пассажира возму­щены:
— Почему вы нам не сказали, что едете до Дижона?
— А вы меня и не спрашивали!

Кон сел не на тот поезд. Он спрашивает у сидящего на­против пассажира:
— Куда вы едете?
— Из Варшавы в Ковно.
— Нет, до чего дошла техника! — восхищается Кон. — Вы едете из Варшавы в Ковно, я из Ковно в Варшаву, и мы оба сидим в одном поезде, только едем в разные стороны!

— Поезжай с Богом, сынок! Когда прибудешь на место, возьми пустой конверт с маркой и брось в почтовый ящик: я его получу и буду знать, что все в порядке.
—  Папа, лучше давай я пошлю конверт без марки. Ты его получишь и откажешься платить за доставку, но все равно будешь знать, что у меня все в порядке!

— Зачем ты хочешь ехать в Познань?
— Если мой тесть поедет в Познань, он и меня возьмет с собой в Познань. А если он не поедет в Познань, то поче­му бы мне не поехать в Познань?

Поезд трясет и бросает, как никогда. Пассажиры начи­нают беспокоиться. Особенно громко причитает какая-то еврейка.
— Что вы так кричите? — обращаются к ней пассажи­ры. — Вас трясет не больше, чем нас, но никто же из нас не паникует!
— Вам хорошо говорить, — отвечает еврейка, — а я везу корзину яиц!

—  …И тогда подошел проводник и посмотрел на меня так, будто у меня нет билета.
— А ты что сделал?
— А я посмотрел на него так, будто у меня есть билет.

— Пожалуйста, мне билет до Гамбурга! — просит Краковер.
— Через Ульцен или через Штендаль?
— Через две недели.

— Куда? — спрашивает кассир.
— Афцу (т. е. «до» на идише) Познань.
— «Афцу» Познань у нас нет билетов, у нас есть нах По­знань (правильно по-немецки: nach Posen; но «nach» означа­ет еще и «после».)
—  Зачем кричать? Давайте мне «после» Познани, тот кусочек я пройду назад пешком!

Носильщик:
— Могу я взять ваш чемодан?
Мандельброт:
— А что, разве я несу его неправильно?

На вокзале во Львове. Старая еврейка спрашивает еврея:
— Когда уходит последний поезд на Тернополь?
— До этого, — отвечает тот, — вы все равно не доживете!

У еврея перед самым носом ушел поезд. Еврей, презри­тельно:
— Тоже мне хохма!

Еврей — поезду:
— Зря ты так старался. Я и не собирался на тебе ехать!

Еврей стоит на платформе и жалобно причитает:
— Я опоздал на поезд всего на полминуты!
— А представляешь, — говорит ему другой, — как было бы досадно, если бы ты опоздал на целых полчаса!

Еврей идет по тракту. Встречается ему крестьянская телега. Еврей спрашивает крестьянина:
— Далеко отсюда до деревни Сатьмази?
— Полчаса.
— Можно с вами поехать?
— Садись.
Они едут полчаса. Еврей начинает беспокоиться.
— А теперь — далеко еще до Сатьмази?
— Добрый час или около того.
— Как?! Перед этим вы сказали, что полчаса!
— Так мы же едем в другую сторону.

Северный вокзал в Вене. Ицик подходит к билетной кассе и нерешительно бормочет:
— Скажите, до Кракова можно ехать прямо или надо де­лать пересадку в Перемышле?
— Давайте быстрее, — торопит его кассир.
—  А вы разговаривайте повежливей! — возмущается Ицик. — В Вене ведь и другой вокзал есть.

Шмуль обращается к кассиру:
— Будьте так любезны, скажите, сколько стоит доехать до Тернополя?
— Двадцать крон.
—  Двадцать крон! Какой ужас! Ваше благородие, сде­лайте бедному еврею скидку на пятьдесят процентов.
— Я сказал: двадцать крон!
— Ну хорошо, зачем кричать? Давайте скажем так: во­семнадцать крон — и по рукам!.
— Убирайтесь к дьяволу!
— Ша, не надо так о себе воображать! Смотрите, на той платформе стоит еще один служащий! Я сейчас пойду к не­му и спрошу, что он может мне предложить.
Шмуль спускается на пути и, пренебрегая опасностью, шагает по рельсам. Кассир испуганно машет ему: дескать, вернитесь немедленно. Шмуль с гордым видом отмахива­ется:
— Поздно, ваше благородие! Со мной гешефта теперь у вас не получится!

Розенблат обращается к кассиру на вокзале:
—Ваш билет стоит ужасно дорого! Сделайте мне скидку!
Кассир в ярости. Розенблат еще раз пытается растолко­вать, чего он хочет. Поезд тем временем уходит.
Розенблат, торжествуя:
— Вот видите? Теперь вы совсем ничего не получите!

—  Черт бы побрал эту клячу! — горько жалуется ку­чер. — Слепа, как Самсон, а надо же, отыскала на всей ули­це одну-единственную ямку и сломала себе ногу!

Казак и еврей стоят перед судьей. Еврей утверждает, что казак украл у него коня.
— Да нет, я этого коня нашел, — говорит казак.
— Что значит нашел? На том коне я сидел! А он огрел меня плетью, ударил кулаком и сбросил на землю!
— Так все было или не так? — спрашивает судья.
— Ну, так, — мрачно отвечает казак. — Я их обоих на­шел, еврея и коня, только еврей мне ни к чему.

— Слушай, что я тебе расскажу! Дело было в разгар зи­мы. Мне нужно было ехать в дальнюю деревню. Мой кучер был пьян и сбился с дороги. Наступила ночь, а мы где-то в глухом лесу. И вдруг — волки! Кучер стал хлестать лоша­дей. Но какой с этого толк? Два волка бросились на ло­шадь, что бежала впереди. В тот же самый момент я почув­ствовал дыхание третьего зверя на своей шее… Но как велико могущество Божие! Вся эта история была неправ­дой!

— Когда мы вчера ехали на телеге через лес, за нами по­гналась по меньшей мере сотня волков.
— В самом деле, сто волков?
— Ну, если их было пятьдесят или двадцать, вам от это­го легче?
— Значит, их было двадцать?
— Я вас не понимаю. Разве в числе дело? Разве один- единственный волк — это не ужасно?
— Ага, значит, там на самом деле был один волк?
— Ну а кто там еще, по-вашему, мог рычать в кустах?

—  Когда я минувшей зимой ехал в экипаже через Кар­паты, за мной погнались девяносто девять волков.
— Почему именно девяносто девять?
— Я, собственно, хотел сказать: сто, но ведь тогда вы на­верняка сказали бы, что это преувеличение.

Пока еврей отдыхал на постоялом дворе, конокрады увели его лошадей. Обнаружив это, он сказал, сдерживая слезы:
— Теперь мне придется поступить так, как поступал в таком положении мой бедный отец!
Конокрады услышали это и испугались. Лошадей они, конечно, украли, но обрекать бедного еврея на самоубийст­во никто не хотел. Они незаметно привели лошадей обрат­но, а потом спросили:
— Что же делал в таких случаях ваш папаша?
— А что ему было делать? — ответил еврей. — Он шел дальше пешком.

На определенный день — дело было поздней осенью — торговец заказал экипаж с кучером. Кучер не приехал, тор­говец из-за этого понес убытки — и пришел к раввину с жа­лобой на кучера.
— Я платить не буду! — заявил кучер.
— Что значит: не будешь? — сказал раввин. — По Мои­сееву закону ты должен возместить ущерб, Причиной кото­рого стало нарушение договора.
—  Все равно не буду. Моисею хорошо было говорить! Он дал нам Тору к Швуэсу, когда дороги уже просохли. А сейчас это разве дороги? Это же болото! Летом я бы тоже поехал, а теперь, осенью, пускай сам едет, если ему так хо­чется!

Еврей заказал экипаж с кучером на понедельник. В по­недельник кучер не явился, и еврей из-за этого не попал на ярмарку. Спустя неделю, в понедельник, кучер стучится в дверь.
— Ты только сейчас являешься? С опозданием на не­делю?
—Дело было так, — объясняет кучер. — Во вторник мне пришло в голову, что я забыл прийти к вам в понедельник. В среду у меня не было времени. В четверг я подумал, что ехать куда-то, когда на носу шабес, нет смысла. В воскресе­нье я не пришел, потому что вы меня заказывали на поне­дельник. А сегодня как раз понедельник, и я вот он. Так что вы хотели?

Кучер догоняет бедного уличного торговца, который с трудом тащит на плечах тяжеленный тюк, и приглашает его сесть к нему на пустую подводу. Торговец садится, но тюк продолжает держать на плечах.
— Да вы положите мешок-то! — говорит ему кучер.
— Ох, — скромно отвечает торговец, — мне и так нелов­ко, что ваша лошадь должна меня везти!

Цукеркандель — человек ужасно рассеянный. Когда ему приходится ночевать в гостинице, он кладет на тумбочку список дел и в конце списка в шутку пишет: «А сам я лежу в постели».
Утром он берет список. Прочитав последний пункт, смо­трит на постель: там его нет! Он начинает размышлять: «Мо­жет, меня кто-нибудь украл?.. А может, я упал под кровать?
Он лезет под кровать и говорит:
— Правильно! Я тут!

Как узнать, гусыня перед вами или гусак?
Очень просто. Возьмите кусок хлеба и дайте его гусю. Если он схватит хлеб, значит, это гусак. Если схватит она, значит, гусыня.

Гуляет по крыше, кукарекает, как петух, но не петух. Кто это?
Сумасшедший.

Ночью на этом спят, днем этим едят. Что это?
Во-первых, это подушка. Во-вторых, это ложка.

Кто это: с плавниками, летает над крышами?
Мешуге рыба.

Написано в Библии, что семьдесят язычников охраня­ли постель царя Соломона. Что, двоих ему недостаточно было?
Нет. Потому что язычники эти были евреи.

Проклятие: чтоб ты жил как фонарь — днем просто ви­сел, а ночью еще и горел!

Чтоб ты рос как луковица: ногами наружу, а головой в земле!

Чтоб у тебя все зубы выпали, только один чтоб остал­ся: для зубной боли!

Чтоб тебя Бог сделал миллионером и у тебя был соб­ственный пляж: песок в почках и вода в ногах!

Чтоб тебе было сто лет! Но — сию минуту!

Пускай у тебя будет большой дом. В нем — сто комнат. Пускай в каждой комнате стоит по сто кроватей. И пускай кадохес (лихорадка) бросает тебя из кровати в кровать и из комнаты в комнату!

—  Гершеле, — говорит знакомый, — как это получается, что ты выглядишь таким молодым?
—  Очень просто: моя сварливая жена отняла у меня по­ловину моей жизни!

Глава еврейской общины города Вильны вынужден был пойти на какую-то непопулярную меру. В Вильне жил тогда знаменитый острослов Мотке Хабад. Среди ночи Мотке пришел к дому главы общины и долго стучал в ок­но, пока тот не проснулся и не подошел к окну. Тут Мотке Хабад, почтительно кланяясь, сказал:
—  Меня послал к вам кахал (еврейская община). Мне поручили узнать, ваше распоряжение касается только евре­ев Вильны в узком смысле или пригород Зинпишок тоже должен иметь его в виду?

Мотке Хабад, шутник и острослов, пригрозил однажды:
— Если община ничего мне не даст, я стану шляпником.
— Ну и что?
—  При моей невезучести все дети тогда будут рождать­ся на свет без головы!

—  Ребе, что мне делать? Мальчишки на улице бегут за мной и кричат: «обер-хохем» (главный умник)
— А зачем ты им позволяешь? Возьми камень и брось в них!
— А в бане? Там же нет камней!
— Возьми шайку!
— А в бейс-мидраше (школе)?
— Возьми подсвечник!
—  Ребе, если бы у меня была такая министерская голо­ва и я бы знал, где что взять, я ведь тогда был бы умнее, а значит, не нуждался бы в ваших советах!

Два еврея-скототорговца в Эльзасе ведут на ярмарку корову, которая принадлежит им обоим. По дороге Берл решил подшутить над компаньоном.
— Слушай, Шломо, — говорит он, — видишь эту лягуш­ку? Если ты съешь ее живьем, корова твоя!
Сделка выглядит заманчивой, и Шломо, давясь, глота­ет лягушку. Ему становится ужасно плохо, и он, разозлив­шись на Берла, говорит:
—  Вон еще одна лягушка, Берл. Если ты ее съешь, по­ловина коровы снова твоя!
Берл давно раскаялся в своей дурацкой шутке, и он про­глатывает лягушку…
Какое-то время они молча идут рядом. Потом Берл го­ворит:
— Шломо, а зачем мы, собственно, слопали этих ля­гушек?

Гершеле оказался в чужом городе. Вечер пятницы. Ни­кто из местных и не думает пригласить его к себе на шабес.
Тогда Гершеле идет в дом богатого ювелира и спра­шивает:
—  Сколько бы вы заплатили за бриллиант с яйцо вели­чиной? Или, может, лучше мне спросить у ваших конку­рентов?
Ювелир, разумеется, приглашает Гершеле провести у него шабес. Ведь в святой день нельзя ни продавать, ни по­купать, а если отпустить чужака, конкуренты его в конце концов перехватят.
Гершеле принимают, как герцога. Когда шабес завер­шился, ювелир говорит:
— Ну, показывайте ваш бриллиант!
—  Какой бриллиант? — удивленно спрашивает Герше­ле. — Я торгую подержанной одеждой. Я хотел только уз­нать цену, на случай, если вдруг найду такой бриллиант в кармане старых штанов.

Гершеле долго жил у дяди и смертельно ему надоел. Когда он наконец стал прощаться, дядя, человек хорошо воспитанный, сказал:
— Приезжай еще, когда будет какой-нибудь праздник!
Гершеле уходит. А через час опять является.
— Что это значит? — спрашивает дядя.
— Вы сказали, — отвечает Гершеле, — чтобы я приезжал, когда будет праздник. Я уверен: когда я уезжаю, для вас это большой праздник!

Гершеле заложил свои часы.
Среди ночи он барабанит в дверь ростовщика и кричит:
— Который час?!
— Вы что, с ума сошли — будить меня из-за этого?
— Я верю только своим часам, а они у вас!

В бедное жилище Гершеле Острополера забрался вор. Он обыскивает все углы, но ничего ценного не может най­ти. Наконец он останавливается, чтобы прикинуть, где еще поискать, и в задумчивости берет понюшку табака. Гершеле, который до сих пор, затаившись, лежал под своим тря­пьем и наблюдал за вором, тихо подходит к нему и тоже пытается взять щепотку табака. Вор испуган.
— Да ты не бойся! — успокаивает его Гершеле. — Я хо­чу помочь тебе искать. Может, вдвоем мы найдем что-нибудь… Только ты потом никому об этом не рассказывай! Ни к чему людям знать, какой я бедный.

Когда к ребе, у которого служил Гершеле, приходили за со­ветом иногородние евреи, Гершеле — в отсутствие хозяи­на — часто выдавал себя за него.
Однажды к ребе пришел молодой мужчина и спросил, искуплен ли его грех. Он честно отбыл свое наказание: три дня жевал солому. Удивленный ребе заподозрил, что дело тут не обошлось без Гершеле, и призвал его к ответу.
—  Да, ребе, — ответил Гершеле, — я принял парня, ког­да вас не было. Он рассказал, что ночью ошибся дверью, а когда собрался лечь в постель, оказалось, там уже лежит смазливая девушка. Он удрал, но все-таки чувствует себя грешником и хочет искупить свой грех… Ну так вот: если ты убегаешь от красивой девушки, которая лежит в посте­ли, то ты — скотина и должен жевать солому.

К цадику, у которого служил Гершеле Острополер, пришла женщина и стала жаловаться, что от нее сбежал муж. Ребе утешал ее, обещал, что муж вернется. Тут в раз­говор вмешался Гершеле: «Да не вернется он!» Когда жен­щина ушла, ребе принялся ругать Гершеле. А тот ответил:
—  Ребе, вы смотрели в свои фолианты, и у вас выходи­ло, что в конце концов муж должен вернуться. А я посмо­трел на женщину, и мне стало ясно: он ушел навсегда!

У бедной женщины тяжелые роды. Ее мать приходит к ребе за советом; когда она уходит, Гершеле тоже дает ей со­вет: пусть положит роженице на пупок крейцер. И что вы думаете: совет Гершеле оказался удачным.
— Как это тебе пришла в голову такая идея? — спраши­вает его ребе.
—  Очень просто, — отвечает Гершеле. — Я же знаю: ес­ли бедняк почует где-нибудь крейцер, он сразу туда при­бежит.

Хелмский меламед нашел работу в соседнем городе. Хотя это не очень далеко, домой он приезжает только раз в год, по большим праздникам.
—  Почему ты не приезжаешь каждую неделю? — спра­шивает его кто-то.
—  Не могу себе этого позволить. Я бываю дома раз в го­ду — и каждый раз после этого жена рожает мне ребенка. Представь, что было бы, если бы я приезжал каждую неделю!

Гершеле Острополер, популярный и довольно язвительный острослов, — реальная личность: он жил в XVIII веке и был слугой у цадика. Всю жизнь он пил, и у него не было ни кола ни двора.
Согласно старинному поверью, в ночь на Тиша-Беав не­бо разверзается, и в этот миг исполняются любые желания.
В ночь на Тиша-Беав Гершеле и другие евреи сидят пе­ред синагогой, каждый произносит свое заветное желание. Гершеле мечтательно говорит:
— Я хотел бы быть королем. На мое королевство напада­ют враги, мой дворец в огне — я выбегаю в одной рубашке…
Его слова слышит ребе — и спрашивает удивленно:
— Странное желание! Чего ты, собственно, желаешь? Гершеле, вздыхая:
— Рубашку, ребе!

Гершеле говорит:
— А еще я хотел бы быть единственным попрошайкой в Бердичеве.
Собеседники, ужасаясь:
— Ты хочешь быть нищим?
—  Почему нищим? Вы знаете, сколько денег выплачи­вают за год бердичевские благотворительные кассы? Де­сять тысяч рублей! И все это досталось бы мне!

Гершеле Острополер пропил последнее, что у него бы­ло, и спит на голой скамье. Люди советуют ему:
— Меньше пей и купи себе подушку, набитую перьями!
—  Ну уж нет, — говорит Гершеле. — Как-то раз я спал на одном-единственном перышке. Утром я был весь разби­тый. А теперь вы говорите, чтобы я спал на целой подушке с перьями!

В чем сходство между правоверным евреем и старым анекдотом?
У обоих длинные бороды.

Еврею рассказывают анекдот за анекдотом. Он выслу­шивает их с каменным лицом, а правой рукой делает одно и то же движение: опустив руку вниз, поворачивает ладонь сначала к полу, а потом вверх.
— Почему вы не смеетесь и что означает ваш странный жест? — спрашивают его.
— Когда я был вот такой маленький, — объясняет еврей и поворачивает ладонь к полу, — у этого анекдота была вот такая, —поворачивает ладонь вверх, — вот такая борода.

Они не виделись тридцать лет, Эфраим Кон и его друг-полукровка Карл Шустер. После первых приветствий Кон начинает:
— Слушай, я знаю пару хороших еврейских анекдотов!
— Не приставай ко мне с еврейскими анекдотами! — от­вечает Карл. — Во-первых, для разговоров мне не хватает правой руки, я потерял ее в России. А во-вторых, самая соль доходит до меня лишь наполовину.

Восточноевропейские евреи так говорили о слушате­лях анекдотов.
Когда рассказываешь анекдот крестьянину, он смеется три раза: первый раз, когда слушает, второй раз, когда ему объясняют, и в третий раз, когда он анекдот поймет.
Помещик смеется дважды: первый раз, когда анекдот слушает, во второй — когда ему его объясняют. Понять анекдот он никогда не сможет.
Офицер смеется лишь один раз — когда слушает. Объяс­нять себе он никому не позволит, а понять все равно никог­да не поймет.
А если рассказать анекдот еврею, то он скажет: «Да от­станьте вы от меня с этими старыми хохмами!» И тут же расскажет что-нибудь получше.

Старый еврей:
— Я рассказал вам отборный анекдот, а вы сидите с та­ким серьезным видом…
— Это правда. Но еще в хедере (школе для малышей) меламед (учитель) внушил мне, что, когда старшие говорят, нужно почтительно слушать.

Глава еврейской общины рассказывает анекдот. Все смеются, только шамес (служка) остается серьезным.
— Вы уже знаете этот анекдот? — спрашивают у него.
— Нет, — отвечает шамес, — но я уже увольняюсь.

Шмуль, бедный разъездной торговец рассказывает другу:
—  Представь себе, я приехал сюда в четырехместной графской коляске! Тащусь я пешком по жаре и пыли со сво­им грузом, гляжу — мимо катит сам граф. Увидев меня, он остановил карету и сказал: «Шмуль, я подвезу тебя в каре­те, но с одним условием: ты будешь беспрерывно рассказы­вать анекдоты! Не то высажу». И вот что я ему рассказал.
«Дело было зимой, стоял лютый мороз. Большая птица с длинным клювом и длинным хвостом стояла посреди озе­ра, покрытого толстым слоем льда. Птица дергалась всем телом, вперед и назад, влево и вправо, и, напрягшись изо всех сил, проткнула наконец клювом лед. Она снова стала дергаться взад и вперед, влево и вправо и, напрягшись изо всех сил, вытащила наконец клюв из льда. Но хвост тем временем вмерз в лед. Тогда она опять стала дергаться взад и вперед, влево и вправо, вытащила хвост, но в лед воткнул­ся клюв… Тогда она…»
— Ради Бога замолчи! И этой тягомотиной ты всю до­рогу развлекал графа?
— А почему бы и нет? А хилик а гой («хилик», на иври­те «хилук» — разница. Смысл фразы примерно такой: неев­рею все равно, что ему рассказывают, все равно не поймет).

— Почему Каин убил Авеля?
— Потому что Авель рассказывал ему старые еврейские анекдоты.

Эссеист и собиратель анекдотов Александр Москов­ский писал: «Еврейский анекдот с еврейским акцентом — это то, что нееврей не поймет, а еврей уже слышал».

Об известном собирателе анекдотов Друянове рассказыва­ют такую историю.
Однажды Друянов встречает в переулке Бялика и го­ворит ему:
—  У меня есть для тебя хороший анекдот, только я его забыл!
Бялик отвечает ему:
— Если он из тех анекдотов, что можно забыть, то у ме­ня есть получше.

Еврей рассказывает в вагоне еврейские анекдоты. Си­дящий там же христианин просит:
— Расскажите хоть раз нееврейский анекдот.
— Хорошо, — говорит еврей и, немного подумав, начи­нает: — У Северного полюса эскимос встречает очарова­тельную молодую эскимосочку и говорит: «Сарочка, по до­роге в бейс-мидраш…»

Вариант.

— Тогда про китайцев, — говорит еврей. — Значит, так: идут два китайца по Пекину, и один говорит другому: «Слушай, Хаим…»

Еврей рассказывает в вагоне бесконечные еврейские анекдоты. Вот он опять начинает: «Идет Кон…»
Сосед по купе просит:
— Пожалуйста, хоть разок не о Коне!
— Хорошо. Жена Кона рожает…
— Но я же просил — не о Коне!
— А вы не перебивайте: ребенок же не от Кона!


Как скачать?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *