Лучшие еврейские анекдоты. Культура и образование. Часть 2

Господин фон Польниц обращается к еврею Мордехаю, своей правой руке:
—  Купите мне несколько красивых такс. Вот вам пять­десят марок.
— Пятьдесят марок… — медлит Мордехай. — И вы хоти­те, чтобы таксы были первосортные?
— Вот вам еще двадцать.
— Так вы считаете, что семидесяти марок вполне доста­точно?
—  Хорошо, даю вам восемьдесят, — говорит фон Поль­ниц, — но, по-моему, это чересчур много. Идите же, наконец!
Мордехай прячет деньги и идет к выходу, но у самой двери останавливается и спрашивает:
— Простите, сударь, а что такое таксы?

В светской компании некий господин здоровается с госпожой Гурвич и говорит:
— Вчера я встретил вашего супруга, консула…
—  Как вы можете говорить такое? Это Наполеон был консулом, а мой муж — генеральный консул!

Господин Поллак взял своего шофера Иосифа с собой в Италию, чтобы тот прислуживал ему и за столом, и пре­дупредил его перед отъездом:
— В Италии мы будем с тобой разговаривать только по-итальянски.
Во время обеда в Венеции он оборачивается к шоферу и говорит:
— Джузеппе, а гопл (вилку — идиш)!

Богатый Поллак — молодому робкому помощнику:
— Дайте мене, пожалуйста, пепельницу!
— Надо говорить «мне», — робко поправляет помощник.
—  А зачем? Если я приду в банк и скажу: «Дайте мене сто тысяч!», я получу их немедленно. А если вы туда пой­дете и скажете это ваше «мне» — еще поглядим, что из это­го получится!

Гольдштейн говорит жене:
—  Сделай одолжение, Эльза, когда ты увидишь кра­сивый пейзаж, скажи «очаровательно» или «божествен­но», только не говори каждый раз «на это никаких денег не хватит!».

Пер-Лашез — знаменитое кладбище в Париже, где похоро­нен, в частности, Гейне.
— Ты был в Париже? Посетил Пер-Лашез?
—  Конечно! Но я протанцевал лишь парочку кругов и сразу ушел.

— Я потерял на бегах кучу денег.
—  Так тебе и надо! Зачем взрослому еврею бегать? Хо­ди медленно.

Леви встречает в Лондоне своего старого друга Кона.
—  What are you doing here (что ты здесь делаешь)? — спрашивает он его, на что Кон гордо отвечает:
— I polish up my English (шлифую мой английский).
— You’d better English up your Polish (лучше бы ты ан­глизировал свой польский)

—   Вы хотите поехать в Сицилию, господин Кроненгольд? Теперь, в июле? Но там же сейчас сорок градусов в тени!
—  А что, мне обязательно ехать именно в эту самую Тень?

— Мориц, что вы проходили сегодня в школе?
—  Учитель рассказал, что Ян Гус был сожжен в Кон­станце.
— Ничего удивительного. Когда мы прошлым летом от­дыхали в Констанце, жара была такая, что мы тоже едва не сгорели до смерти!

— Тате-лебен, что такое «хоровое пение»?
— А ты не знаешь? Это когда поют оптом.

—  Ваша дочка, господин Гольдфарб, и поет, и рисует, и сложена, как Венера, и так образованна!
Гольдфарб, с гордостью:
—  А поглядели бы вы на нее, когда она на спине пла­вает!

— Ну, что вы скажете о моей картинной галерее?
— Перестаньте! Зачем развешивать по стенам чужих предков?

Приемные экзамены в Варшавском университете.
— Фройляйн Елена, из-за чего началась Троянская вой­на?.. Ну… подскажу, из-за одной дамы. Как ее звали?.. Но ведь ее звали совсем как вас!
— Неужели Рабинович?

Тейтельбаум, только что приехавший в Вену из Гали­ции, спрашивает своего приятеля:
— Что означают буквы ИГ (Industrie Gesellschaft — про­мышленная компания) после названия фирмы?
—  Ну что же еще они могут значить — конечно, «из Га­лиции»!

Маленький Мориц поехал с отцом в Италию.
— Тате, что это за гора?
— Это Везувий.
— А почему она дымит?
—  Ну, сегодня не шабес, делать ей нечего — вот она и дымит!

—  Какого ты мнения о Шекспире?
— Понятия не имею. Я пью только пльзеньское пиво.

— Господин барон, этот поступок показывает ваше вну­треннее благородство.
—  Что значит «внутреннее»? Я со всех сторон аристо­крат!

Музейный служитель:
—  Сударь, сюда нельзя садиться, — говорит музейный служитель. — Это кресло Наполеона.
—  Ну и что из того? — спрашивает Мойше. — Когда он придет, я встану.

Грюн и Блау в Лувре. Экскурсовод говорит:
—  Этому бюсту две тысячи лет. Может быть, еще Со­крат стоял перед ним.
Грюн, обращаясь к Блау:
— Гляди-ка, он и в Париже успел побывать!

Грюн спрашивает у Блау:
— Кому ты принес эти прекрасные хризантемы?
— Моей невесте. Только это не хризантемы, а розы.
— Ерунда! Это хризантемы.
— Нет, розы!
— А я говорю — хризантемы.
Блау, глядя на Грюна:
— А как пишется это слово?
— Ты прав, — говорит Грюн, — это действительно розы!

Янкель и Исаак заключили в Америке удачные сделки и приехали отдохнуть в Майами-Бич. В шикарном отеле они весь день играют в карты, потом Янкель на минуту от­рывает глаза от карт, и его взгляд падает на чудесный цвет­ник в гостиничном саду.
— Исаак, что это за цветы?
—  Почем я знаю! Украшения для шляп —это не мой бизнес.

Янкель и Исаак приглашены на охоту. Янкель прице­ливается, стреляет и промахивается.
— В кого ты стрелял, — спрашивает Исаак, — в косулю, в зайца или в лисицу?
— Что ты от меня хочешь? Я тебе что — скорняк?

Тейтельбаум и Кон сидят в кафе. Тейтельбаум читает газету, Кон пишет письмо. Внезапно он поднимает голову и спрашивает:
— Как, собственно, пишется слово «девка» — через «в» или через «ф»?
Тейтельбаум долго думает и наконец признается:
— Не знаю. Я всегда пишу: «Уважаемая сударыня».

Героиня многих анекдотов фрау Поллак фон Парнегг, жена крещеного и получившего дворянство венского еврея-промы­шленника, существовала на самом деле. Она была весьма по­пулярной фигурой. Говорят, что ее сыновья собрали все вы­сказывания, которые ей приписывались, и преподнесли матери под названием «Из мамочкиных уст».
Когда гитлеровские войска вошли в Вену, она выброси­лась из окна.

Фрау Поллак фон Парнегг, новообращенная христиан­ка и баронесса, на первом же званом ужине представляет гостям своих детей:
— Мойше фон Парнегг, Сара фон Парнегг, Ицик фон Парнегг…
Один из гостей замечает:
— Прекрасно. А фон Поллака — ни одного?

Фрау Поллак:
—Ах, господин барон, ради детей, дай им Бог дожить до ста лет, приходится столько терпеть! Уверяю вас: мой дом уже стал домом терпимости!

Господина Поллака фон Парнегг ищут повсюду. Зво­нят в контору, в клуб, друзьям — его нигде нет. Фрау Поллак заходит в спальню — муж лежит мертвый под крова­тью. Она вызывает горничную и строго говорит ей:
— Вы только поглядите, как вы убираете!

Фрау Поллак вышла на прогулку с великолепной по­родистой собакой. Знакомый господин восхищается псом:
—  Какая у него стать! Наверняка у этого пса отличное генеалогическое древо?
—  Понятия не имею, — отвечает фрау Поллак. — На­сколько я успела заметить, он писает под любым деревом.

Однажды фрау Поллак фон Парнегг звонит по телефо­ну своему старому, туговатому на ухо бухгалтеру:
— Я хочу подписаться на журнал «Факел» (знаменитый венский литературный журнал).
—  Будьте добры, госпожа баронесса, — просит бухгал­тер, — повторите название журнала по буквам.
— Слушайте внимательно! Ф — как «фулиган». А — как «арел». Первое К — как «к примеру», второе — как «кристианин». Е — как «екстра» и Л — как «лектричество».

Немецкое «у» на идише произносится как «ю» или «и».
Фрау Поллак в шикарном ресторане:
— Гарсон, принесите мне мену!
—  Мама, — поправляет ее дочь, — надо произносить не «мену», а «меню».
Фрау Поллак:
— Из-за тебя я не стану говорить на идише!

Поллаки дают званый ужин. Один из гостей вежливо обращается к хозяйке дома:
— Знаете ли вы Ибсена?
Фрау Поллак:
— А как это делают?

Фрау Поллак пытается пройти в оперу с собакой.
— С собаками нельзя, — останавливает ее швейцар.
Фрау Поллак:
—  Но ведь тут ясно написано: Хиндемит (на галицийском идише «собака» — «хинд» или «хинт», а «мит» — это предлог «с»)

Фрау Поллак фон Парнегг:
—  Моя дочь так удачно вышла замуж! У ее мужа на Кертнерштрассе — огромный магазин мужской инфекции (разумеется, конфекции).

Фрау Поллак рассматривает копию знаменитой статуи «Ариадна на Наксосе», где та изображена верхом на лео­парде, и комментирует увиденное:
— Ариадна мне нравится, а Наксос — не так чтобы очень.

Фрау фон Поллак:
— А я и не знала, что Фридриха Великого зарезали!
— Господь с вами, сударыня, с чего вы это взяли?
— Да вот здесь написано: «Фридрих Великий», вырезан каким-то Адольфом Менцелем…

В Вене кошерная колбасная «Пиоватти» и кошерная кондитерская принадлежали некоему господину Тонелло.
Коммерции советник Браун спрашивает господина Поллака:
—   Объясните, пожалуйста, отчего ваша супруга всем рассказывает, будто вы ревнивы, как Пиоватти?
—   Очень просто. Она хочет сказать «ревнивый, как Отелло». Но чтобы вспомнить это имя, она вспоминает сна­чала «Тонелло», а потом уже путает его с «Пиоватти».

— Фрау фон Поллак, как вам понравился вчерашний концерт?
— Очень! Но мы, к сожалению, опоздали. Когда мы во­шли, играли уже девятую симфонию.

Фрау фон Поллак донесли, что люди над ней смеются из-за того, что она заявила, будто ей гораздо больше нра­вится «Дрешер» (известная венская капелла народной му­зыки), чем Сикстинская капелла.
Фрау фон Поллак чувствует себя оскорбленной:
— Сами видите, что люди болтают чушь! Не могла я этого сказать — хотя бы потому, что Сикстинскую капеллу ни разу в жизни не слышала!

Фрау Поллак с гордостью показывает фрау Шлезингер свои хоромы. Вдруг мимо них пробегает какой-то малень­кий зверек.
— Ой, неужели у вас водятся крысы?
— Конечно, нет, это наш домашний хорек.
— А как же вонь?
— Ничего, со временем он к ней привыкнет.

Фрау Поллак показывает гостям свою виллу. Одна из комнат почти совсем пуста, и лишь в середине стоит огром­ная железная клетка. Гости недоумевают.
—  Мой муж, — объясняет фрау Поллак, — сейчас путе­шествует по Испании и хочет привезти нам оттуда настоя­щего Мурильо.

Торжественный ужин у фрау Поллак. Подают венские шницели — очень вкусные. Наконец на блюде остается один-единственный шницель. Никто не решается его взять. Внезапно свет гаснет и раздается душераздирающий вопль.
Но свет тут же загорается — и что же оказывается? Ру­ка фрау Поллак лежит на шницеле, а вилки всех гостей во­ткнуты ей в руку.

Фрау Поллак сидит в кафе. Входит знакомый и гово­рит ей:
— Духотища там, на улице!
Фрау Поллак:
— Скажи ей, пусть войдет…

—   Мой сын — страстный охотник, — говорит фрау Поллак. — Сейчас он в Южной Америке, он там сидит в за­саде и стреляет в ирригаторов.

—  Мой сын — химик. Весь день сидит в лаборатории и делает там одни экскременты.

Фрау Поллак сидит с подругой в опере, разумеется, в первых рядах партера. В антракте она обращается к подруге:
—  Вы видели, что моя дочь тоже здесь? Она сидит там, наверху, в бронированной ложе, и на ней бордельно-красное платье.

Фрау Поллак восторженно описывает кольцо, которое ей подарил муж:
—  Изумительное кольцо, скажу я вам: в середине — ог­ромный раввин (путает с рубином), а вокруг — дюжина маленьких атеистов (путает с аметистами).

— Знаете, кого я видела вчера на Кайзераллее? — спра­шивает фрау Блюм. — Он как раз садился на двенадцатый номер трамвая. Это был Рембрандт!
— Чистый бред! — отвечает фрау Поллак.
Фрау Блюм, обиженно:
— Почему же бред?
—  Потому что двенадцатый номер не ходит по Кайзер­аллее!

У Поллаков появился новый рояль. Гость почтительно спрашивает:
— Вы играете на нем в четыре руки?
Фрау Поллак, обиженно:
— Что я вам, обезьяна?

На званый вечер фрау Поллак хочет заполучить что-нибудь особенное. Приятельница рекомендует ей пригла­сить «Квартет роз». После вечера она спрашивает хозяйку дома, имел ли квартет успех, на что фрау Поллак отвечает:
—  Странный человек, этот квартет. Я его пригласила, а он привел с собой еще каких-то троих.

Фрау Поллак, гостям:
—  Обидно, что у нас сегодня совсем не будет музыки. Я пригласила самый дорогой салонный квартет — а что вы­шло? Пришли только четверо! Ну, я их сразу выставила за дверь…

—  Как вам нравится этот квартет, фрау Поллак?
— Ничего себе, только музыкантов маловато.

У господина Поллака стало плохо с сердцем, и он по­ехал лечиться в Бад-Наугейм. Неожиданно умирает одна из его племянниц. Семья считает, что его нужно известить очень деликатно. Эту задачу берет на себя любящая супру­га, которая телеграфирует: «Сузи слегка приболела. Похо­роны в четверг».

Фрау Поллак хочет дать бал. Ее сын Лео, блестящий танцор, без которого никакой бал не удается на славу, учит­ся в Брно. Мать телеграммой просит его приехать. Он от­вечает, тоже по телеграфу: «Не получится. Лежу в постели с ангиной».
Мать тут же шлет ответ: «Дай ей немедленно двадцать крон, вытолкай взашей и приезжай».

На приеме фрау Поллак просит гостей угощаться не стесняясь. Одна из ее приятельниц вежливо отказывается:
— Огромное спасибо, но я уже съела два вкуснейших пирожных!
На что фрау Поллак отвечает со сладчайшей улыбкой:
—Сказать по-честному, вы съели уже шесть пирожных. Но это не важно, пожалуйста, возьмите еще, моя дорогая!

Господин Прохазка за обедом сидит рядом с фрау фон Поллак и объясняет ей:
— Моя фамилия чешская, госпожа баронесса, и по-не­мецки она означает «прогулка».
Когда компания встает из-за стола и направляется в уже потемневший парк, фрау Поллак кокетливо берет своего соседа под руку и говорит лукаво:
— Пойдемте, господин советник, сделаем с вами вместе маленькую прохазку!

За обедом рядом с фрау Поллак сидит наместник Ниж­ней Австрии барон Блейлебен. В разговоре она постоянно называет его «господин фон Блей». Наконец ему это начи­нает действовать на нервы, и он поправляет ее:
— Сударыня, мое имя Блейлебен!
Фрау Поллак поднимает лорнет к глазам и кокетливо спрашивает:
—  О, господин барон, разве мы с вами уже так близки (на идише при ласковом обращении к имени добавляют сло­во «лебен» — жизнь)?

Фрау фон Поллак — своей богатой приятельнице:
— Как дела у вашего младшего сына?
— Он стал наездником.
— Ах, это ничего, не расстраивайтесь. Нынче вся моло­дежь немного ненормальная.

Фрау Поллак:
—  Жак, не смей еще раз приглашать к нам барона X.! В последний раз он был со мной так импотентен (пута­ет с «импозантен»), что я до сих пор не могу прийти в себя!

— Представьте себе, фрау Поллак, мой муж стал импо­тентом!
— А что, это выше, чем советник коммерции?

Господин фон Поллак в Опере:
— Какая же колоратура у этой Гутхайль Шредер!
Фрау фон Поллак:
— А тебе только этого и надо! Смотрел бы лучше на ее пение, чем на ее бедра!

Фрау фон Поллак заказала гравировку «фон Поллак» на своем роскошном фарфоре.
— Что это вам пришло в голову? — спрашивает один из гостей. — Ведь так делать не принято.
— Что же, по-вашему, хозяин фарфоровой фабрики мо­жет себе это позволить, а я не могу?

Фрау фон Поллак приходит к своей приятельнице, ко­торая в эту минуту как раз начинает переодеваться.
— Куда это ты собираешься?
— На «Свадьбу Фигаро».
— В такую плохую погоду? Пошли телеграмму, и дело с концом.

Фрау фон Поллак купила в Венеции подлинное полот­но Тициана. Но Муссолини запретил вывозить из страны национальные культурные ценности. И ей пришла в голову блестящая мысль: поверх картины Тициана написать порт­рет Муссолини, а дома, в Вене, этот портрет смыть.
—  Вы только подумайте, — жалуется она приятельни­це, — этот болван-реставратор смыл вместе с портретом и подлинного Тициана!
— Какой страшный урон!
— Ну, к счастью, не такой уж страшный — из-под Тици­ана появился на свет портрет нашего покойного императо­ра Франца-Иосифа…

В салоне фрау Поллак висит прекрасная гравюра. Один из гостей, большой знаток искусства, подсказал хозяйке до­ма, что в магазине художественных изделий на Грабене вы­ставлена гравюра в пандан к этой. На следующий же день фрау фон Поллак едет в этот магазин и просит:
— Покажите, пожалуйста, этот ваш пандан!
— Пандан к чему, почтеннейшая баронесса? — спраши­вает продавец.
— Простите, а какое вам до этого дело?


Как скачать?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *