Лучшие еврейские анекдоты. В армии. Часть 1
В местечке ждут приезда призывной комиссии. Парни-евреи попрятались. Спрятался и один пожилой еврей. Какой-то парень спрашивает у него с удивлением:
— А ты чего боишься? Тебя и так в солдаты не возьмут.
— А генералы, думаешь, им уже не нужны?
Царь спрашивает у солдата:
— Ты почему служишь в армии?
— Потому что люблю царя!
— А ты?
— Потому что люблю отечество!
— А ты? – спрашивает царь третьего солдата.
— Потому что, – мрачно отвечает Мойше, – какая-то сволочь донесла на меня рекрутской комиссии.
Первая мировая война. Украина. Два еврея разговаривают о самолетах. Один задумчиво спрашивает:
— Как вообще с земли узнать, русский это самолет или немецкий?
— Очень просто, – говорит второй. – Если самолет в самом деле летает, то он немецкий.
Пленный немецкий солдат в России заводит разговор с часовым-евреем:
— Наш кайзер Вильгельм – очень хороший полководец. Он каждую неделю выезжает на фронт!
— Наш Николай еще лучше, – отвечает еврей. – Ему и ездить никуда не надо: с каждой неделей фронт к нему все ближе и ближе.
Галицийский фронт. Тщедушный еврей, солдат царской армии, каждый день, уходя в разведку, приводит по девять пленных. Все вокруг только диву даются.
В конце концов он объясняет, в чем дело:
— Я подползаю к австрийским окопам и шепотом говорю: «Нужен миньян (не менее десяти мужчин для молитвы) для поминального дня». И каждый раз из окопов вылезают ко мне девять человек.
Медицинская комиссия. Шмулю удается убедить военного врача в том, что он почти совершенно ослеп. Получив освобождение от воинской службы, Шмуль прямиком направляется в кино. Какой же ужас охватывает его, когда видит рядом с собой того самого врача! Но он быстро берет себя в руки и обращается к врачу с вопросом:
— Девушка, я правильно сел в автобус – мы едем в Рехавию?
Гольдберг приезжает в Израиль и идет добровольцем в армию. Его направляют в авиацию. Едва он немного привык к самолету, как ему приказывают прыгать с парашютом. Он произносит «видуй» (покаяние в грехах перед смертью) – и прыгает. Потом прибегает к офицеру и докладывает:
— Запишите, что я прыгал два раза.
— Гольдберг, но вы же прыгнули только один раз!
— Нет два. В первый раз и в последний.
Солдат Гершель Мандельбаум, проходя мимо старшего офицера, не отдает ему честь.
— Почему вы меня не поприветствовали?
— А шо, вы ждали от кого-то привета?
— Вы что – не видели, какие звезды у меня на плечах?
— Я вам шо, астроном?
— Вы знаете, что вам за это будет?
— Шо я вам, пророк?
Заседание Совета министров в Иерусалиме. Министр финансов докладывает об ужасном платежном балансе. Министр торговли предлагает:
— Давайте объявим войну Соединенным Штатам. Мы пошлем нашу канонерку к Нью-Йорку и обстреляем город.
— Но тогда, – возражает министр обороны, – сюда придет Шестой американский флот, и мы проиграем войну.
— А тогда – продолжает министр торговли, – американцы нас завоюют, мы получим план Маршалла, как немцы, и дела у нас пойдут так же хорошо, как в Германии.
— Все это здорово, – говорит министр обороны, – но что будет, если мы, не дай Бог, победим?
СССР. Советская армия. Идут стрельбы. Солдаты лежат на земле, прицелившись. Ждут команду «Огонь». Сержант называет фамилию солдата, и смотрит в бинокль как тот стреляет:
— Петров… огонь! … 7, 5, 6…
— Газерян… огонь! … 6, 4, 7…
— Мирзоев… огонь! … мимо, 5, 6…
— Рабинович… огонь! … 10, 10, 10…
…так! Подразделение, встать! Посмотрите все на Рабиновича… плохой солдат, а старается!
СССР. Советская армия. Построение на плацу. Сержант идёт мимо строя и осматривает внешний вид солдат. Останавливается напротив Рабиновича:
— …солдат! Почему сапоги не чищены?
— Вас это не касается, товарищ сержант.
— Что! Да ты совсем офигел! Да я тебя!… Да ты у меня!… Почему сапоги не чищены!
— …нуу, таварищ сержаант… щёток сапожныых нееет… гуталиинаа неет…
— Меня это не касается!!!
— Таки я ж Вам это сразу и сказал…
Израильская армия. Командир вызывает к себе Рабиновича.
— Рабинович, почему Вы всю ночь отсутствовали в части?
— …а что, разве была атака?
Израильская армия. По плацу идёт солдат Рабинович. Навстречу ему генерал. Генерал приветственно машет рукой. Рабинович просто проходит мимо… генерал в шоке… резко поворачивается, бежит, догоняет Рабиновича, хватает его за руку, дёргает, поворачивает к себе лицом и спрашивает:
— Йоси, ты что на меня обиделся?
— Рабинович, сколько вам лет?
— Сорок.
— А по паспорту – пятьдесят.
— Так я же десять лет сидел!
— Ну так что, вы там не жили?
— Чтоб вы так жили!
Встречаются два старых приятеля:
— А что с Рабиновичем?
— Это с тем, который жил напротив тюрьмы?
— Да.
— Ничего особенного. Теперь он живет напротив своего дома.
Из разведки возвращается венгерский еврей и приводит с собой шестерых солдат, русских евреев.
— Как это тебе удалось? – спрашивает командир роты.
— Я просто крикнул: «У нас готовят кошерное!»
Во время Первой мировой войны в Вене было много евреев, беженцев из Галиции, которая была занята царской армией, в том числе казацкими частями.
Стоят два еврея перед витриной, в которой висят портреты Гинденбурга и начальника австрийского генштаба Хетцендорфа, а под ними написано: «Наши полководцы». Мойше спрашивает у Янкеля:
— Скажи, что значит «наши полководцы»?
— Чего тут не понять, Мойше? Это они привели в Вену целый полк евреев.
Приехав с инспекцией в один из полков, царь спрашивает солдат, довольны ли они жизнью. Все отвечают: жалоб нет. И лишь молодой еврей, собравшись с духом, говорит:
— Ваше величество, я в России очень несчастлив. Мне не позволено жить, а иной раз даже переночевать там, где я хочу. Я не могу учиться в университете… Погромы… Семья голодает…
Царь, тяжело вздыхая:
— Дорогой Янкель, а мне, ты думаешь, легко? Мои министры лгут и обворовывают меня. В меня бросают бомбы. Я тоже очень несчастлив…
— Знаете что, ваше величество? – предлагает Янкель. – Давайте уедем вместе в Америку!
В странах, где евреи были лишены гражданских прав, они испытывали отвращение к военной службе.
Маленький Давид не хочет идти в школу. Отец силой тащит ревущего мальчика к школе по улицам города. Им навстречу под гром военного оркестра шагает полк солдат, впереди – офицер верхом на коне, в парадной форме и с пристегнутой саблей.
Отец показывает пальцем на офицера и говорит:
— Если не будешь учиться, ты кончишь так же!
Из проповеди некоего ребе во время Первой мировой войны: «Мы живем, к сожалению, в великое время!»
На курорте императору Францу-Иосифу был представлен один раввин.
– У вас есть сыновья? – приветливо спросил император.
– Слава Богу, да, ваше величество, – ответил раввин.
– А они служили в армии?
– Слава Богу, нет, ваше величество!
Шмуль вызван на призывную комиссию. Он спрашивает у друга Мойше: не посоветует ли тот что-нибудь, чтобы комиссия признала его негодным?
Мойше дает совет: пойти к зубному врачу, пускай тот вырвет ему все зубы.
Несколько дней спустя Мойше встречает злого, мрачного Шмуля.
– Хороший же совет ты мне дал! – говорит Мойше.
– А чем ты недоволен? Тебя же признали негодным!
– Да. Но из-за плоскостопия.
Еврей проходит медицинское освидетельствование и ужасно нервничает.
– Господин доктор, очень вас прошу, не приписывайте меня к артиллерии! Я стрельбы слышать не могу.
– Да вы не бойтесь: они стреляют так громко, что вы не сможете ее не слышать!
Мойше стоит перед врачом призывной комиссии. Он утверждает, что очень болен.
– А что с вами такое? – спрашивает врач.
– У меня очень плохое сердце. Я не могу подниматься по лестнице!
– Это пустяки, – успокаивает его врач. – Вы пойдете в пехоту. Они воюют в партере.
Во время Первой мировой войны в Галиции был военный врач, известный тем, что за взятку в сто крон объявлял негодным к военной службе любого. Происходило это следующим образом. Вызванный на медицинское освидетельствование говорил: «Господин доктор, у меня геморрой!» Врач осматривал призывника, вытаскивал спрятанную у того между ягодицами сотенную купюру и говорил: «Негоден!»
У одного бедного еврея было всего двадцать крон. Он надеялся, что врач удовлетворится и этим. Врач нашел купюру, посмотрел на нее и сказал: «Годен!»
– Господин доктор, – взмолился еврей, – у меня же геморрой!
– Да, – буркнул врач, – но слишком мелкий…
Первая мировая война. Двум австрийским евреям удалось избежать отправки на фронт. Оба служат в тылу. Но так как оба – мужчины молодые и здоровые, позиция у них довольно шаткая. Однажды, получив отпуск для поездки домой, они встречаются и расспрашивают друг друга о житье-бытье.
– У меня хорошее место в тылу, в Южном Тироле, – говорит один.
– А я – писарь в Министерстве обороны, – говорит другой.
– Кстати, как поживает твой друг Мойше?
– Он хорошо устроился, трус несчастный! Сидит себе в окопах на передовой!
— Для чего солдату дана винтовка? – спрашивает фельдфебель.
– Чтобы, не дай Бог, стрелять! – отвечает новобранец Лембергер.
Упражнения с оружием. Фельдфебель.
– Не так нежно, Кон! Вы ведь винтовку берете на караул, а не вексель к оплате предъявляете!
Раздраженный фельдфебель говорит новобранцу Кону, из которого никакими силами не удается сделать дисциплинированного солдата:
– Знаете что, Кон? Купите себе пушку и стреляйте из нее сами!
Во дворе казармы идет строевая подготовка. Солдаты маршируют по направлению к стене. Почти перед самой стеной фельдфебель командует:
– Стой!
– А если бы вы, герр фельдфебель, не скомандовали, – спрашивает рядовой Кац, – я бы, по-вашему, вошел в стену?
Фельдфебель обучает новобранцев:
– Считаю до трех, и вы бежите. Раз… два… Эй, вы там, Розенблюм! Я же еще не сказал «три»!
– Ах, герр фельдфебель, они тут все – ослы! А я-то знал, что вы вот-вот скажете «три»!
Фельдфебель ставит возле орудия часового-еврея. Через некоторое время, обходя посты, фельдфебель обнаруживает, что часовой исчез. Он обнаруживает его в казарме: еврей сладко спит. Фельдфебель орет на него.
– Уверяю вас, – оправдывается еврей, – я поступил вовсе не безответственно. Когда вы ушли, я попробовал сдвинуть орудие, но оно даже не шелохнулось, для одного человека оно слишком тяжелое. Значит, сказал я себе, один человек орудие не утащит. А если придет много людей, то с ними я один все равно не справлюсь. Потому я и пошел себе спать.
Фельдфебель:
— Кайзер всегда говорит: «У меня нет времени, чтобы быть усталым». Мойше, что всегда говорит кайзер?
— Он всегда говорит: «У меня нет времени. Я усталый».
Кац, солдат первого года службы:
— Прошу дать мне отпуск, герр фельдфебель!
— Причина?
— Имматрикуляция (внесение в списки, например, студентов).
Фельдфебель:
— Вечно эти проклятые еврейские праздники!
Перед Первой мировой войной. Фельдфебель старой школы очень зол на евреев-новобранцев. Однажды его спросили, кого он считает самым выдающимся королем в истории. Он, недолго думая, ответил:
— Ирода. Потому что он велел истребить всех евреев первого года службы.
Два солдата-еврея в окопах. Поблизости разрывается мина, на них сыплется земля, град каменной крошки. Когда им удается кое-как выбраться из-под завала, Мойше спрашивает:
— Слушай, кровь – желтого цвета? Тогда я ранен.
В воинской части идут классные занятия. Солдата Бера спрашивают:
— Что вы будете делать, если услышите команду: «Добровольцы, вперед»?
— Сделаю шаг в сторону, чтобы добровольцы могли выйти вперед.
Армейская часть окапывается. Кон тоже роет себе стрелковую ячейку, глубина ее уже два метра. Подходит генерал и говорит:
— Кон, зачем так глубоко? Ты же не увидишь неприятеля!
— А вы думаете, – отвечает Кон, – мне так интересно на него смотреть?
Год 1917, высочайший визит в военном госпитале. Императрица Зита подходит к первой койке: «Как вас зовут? Где были ранены? Какую веру исповедуете?» Услышав ответ: «Я — католик», — императрица кладет на тумбочку пять сигарет.
Подходит ко второй койке. Этот раненый — протестант. Императрица кладет ему четыре сигареты.
Со следующей койки поднимает голову некто, сплошь в бинтах, и говорит:
— Мне таки сразу давайте три!
Кайзер Германии посещает лазарет. До конца войны остается немного. С некоторыми из раненых солдат кайзер вступает в разговор, обсуждает шансы на победу.
Католик считает:
— Я в победе уверен, ибо уповаю на Божью помощь и на силу наших молитв!
Протестант:
— Благодаря мужеству наших солдат и таланту наших генералов мы обязательно победим!
Еврей:
— Ваше величество, я не сомневаюсь, что победа будет за нами. Но послушайтесь моего совета, на всякий случай перепишите маркграфство Бранденбургское на имя жены.
В госпиталь с инспекцией приходит генерал и спрашивает больного солдата:
— Что с вами?
— Честь имею доложить, у меня чирей.
— И как вас лечат?
— Честь имею доложить, смазывают йодом.
— И помогает?
— Честь имею доложить, да.
— Есть какие-нибудь пожелания?
— Честь имею доложить, нет.
Генерал подходит ко второму солдату. У того оказывается геморрой. Его тоже смазывают йодом. Лечение помогает? Да, помогает. Никаких пожеланий нет.
Генерал подходит к солдату Фейерштейну:
— Что у вас?
— Честь имею доложить, миндалины воспалились. Смазывают йодом. Помогает.
— Есть пожелания?
— Честь имею доложить, да: не могли бы они смазывать меня первым?
На фронте в Австро-Венгрии. Солдат-еврей бежит в полевой лазарет с криком: «Шрап… шрап…»
— Он ранен шрапнелью, — говорит врач. — Быстро готовьте операционный стол!
— Доктор-лебен, — просит солдат, — дайте же досказать! Мне на ногу упала шрапмашинка (пишущая машинка — с галицийским еврейским акцентом).
Молодые кавалеристы должны продиктовать фельдфебелю свои имена, а затем имена своих лошадей.
Молодые люди диктуют:
— Фон Бредов — Юнона.
— Фон Итценплиц — Гроза.
Третий, рассеянно:
— Митридат — Кон.
— Да, это вам бы подошло! — говорит фельдфебель.
Католический священник в лазарете подходит к раненому солдату. Чтобы удостовериться, что тот в сознании, он подносит к его лицу распятие и спрашивает:
— Сын мой, ты знаешь, что это такое?
Солдат — случайно это еврей — с трудом открывает глаза и говорит со стоном:
— У меня в животе пуля, а он мне ребусы задает!
— Кон, у вас же только одна шпора!
Кавалерист Кон:
— Уверяю вас, герр ротмистр, больше и не нужно: когда я пришпориваю ее в левый бок, она все равно бежит вправо.
Норовистая лошадь сбросила сидящего на ней офицера. Еврей, наблюдавший это, с презрением говорит:
— Со мной бы такого никогда не произошло!
Офицер, с уважением:
— Вы такой хороший наездник?
— Где там! Просто я никогда бы не сел на такую лошадь!
Двор казармы. Фельдфебель:
— Кон, как стоите?
— Ну, как могу, так и стою.
— У вас пуговицы на кителе не хватает!
— А что я могу сделать?
— Пришить, свинья!
— Китель же не мой, а казенный.
— Пока вы несете службу, он ваш!
— А если он мой, то какое вам дело, есть на нем пуговица или нет?
Фельдфебель записывает сведения о новобранцах.
— Глаза, — бормочет он, бросая взгляд на стоящего перед ним парня, и пишет, — голубые. Нос, — бормочет он, поднимает взгляд и записывает, — прямой. Вероисповедание? — спрашивает он затем.
— Иудей, — отвечает молодой человек.
Фельдфебель зачеркивает уже написанное слово «прямой» и вписывает над ним: «горбатый».
— Герр фельдфебель, но ведь нос у меня прямой!
— Если вы иудей, то нос должен быть горбатым. Иначе я выволочку получу от капитана.
Во время Первой, относительно еще безобидной, мировой войны Кон бежит с передовой в тыл. Бежит, ничего не видя и не слыша. Вдруг раздается окрик офицера: «Стой!»
Кон останавливается и, заикаясь, принимается объяснять:
— Герр обер-лейтенант, имею честь доложить…
— Вы что, ослепли? Какой обер-лейтенант? Я — генерал!
Кон, удивленно:
— Неужели я так далеко убежал?
В воинской части ждут генерала с инспекцией. Испуганный лейтенант выставил в дозор солдата-еврея, который должен вовремя сообщить ему о прибытии генерала. Лейтенант, не находя себе покоя, то и дело сам выбегает к дозорному: не видно ли еще генерала?
Наконец, тот прибыл. Часовой подходит к нему и шепчет на ухо:
— Ой, и скандал же вас ждет, господин генерал: господин лейтенант уже три раза про вас спрашивал!
Мойше и Янкель призваны в израильскую армию, их направили в парашютную часть. Перед первым тренировочным прыжком сержант объясняет:
— Все очень просто. Вы прыгаете из самолета, считаете до двадцати и нажимаете на кнопку вот здесь, справа, после чего парашют раскрывается. Если он все же не раскроется — а это бывает в одном из ста тысяч случаев, — то вы еще раз считаете до двадцати и нажимаете вот здесь, на левую кнопку. Тут уж он наверняка раскроется. А внизу уже будут ждать машины, которые отвезут вас на базу…
Мойше и Янкель прыгают, считают до двадцати и нажимают на правую кнопку — парашюты не раскрываются. Они опять считают до двадцати, нажимают на левую кнопку — парашюты не раскрываются. Тут Мойше говорит Янкелю:
— Типично еврейская организация. Вот увидишь, когда мы окажемся внизу, машин там тоже не будет.
Грюн и Блау прыгнули с парашютами. У Блау парашют не раскрылся. Блау кричит вверх Грюну:
— На помощь! Мой парашют не раскрывается!
Грюн кричит ему вниз:
— Не паникуй! Это же только маневры!
Израильская военно-авиационная база. Хаим Левин только что сообщил: «Говорит ноль-двадцать один. У меня отказал левый двигатель». С пункта управления поступает инструкция: «Включите правый двигатель!» Через несколько минут новое сообщение: «Левин с борта ноль-двадцать один. Новые трудности. Быстро теряю высоту, вхожу в штопор!»
С пункта управления: «Левин, повторяйте за мной: Йитгадал вейткадаш шмей раба…» (начальные слова поминальной молитвы «Кадиш»).
Мойше, приехав в отпуск, рассказывает:
— Раньше я прыгал с парашютом один-единственный раз и, конечно, боялся. Офицер орал на меня и толкал к открытой двери самолета. Я шагнул туда ни жив ни мертв и тут только понял, что неправильно надел парашют. И действительно, он не раскрылся. А я уже лежал на земле — живой! Я ощупал себя — ни одной царапины!
— Мазлтов (пожелание счастья)! У тебя, наверное, выросли крылья, пока ты летел.
— Какие еще крылья? Ведь самолет еще не успел взлететь!
Израиль, май 1967. Грюн и Блау идут в армию.
— Арабы заявили, что хотят отправить нас туда, откуда мы пришли, — говорит Блау. На что Грюн отвечает:
— Именно по этой причине нам и будет помогать весь мир!
— Солдаты! — говорит израильский офицер. — У противника ровно столько же живой силы, сколько у нас. Пусть каждый из вас возьмет одного на мушку!
Один из солдат:
— Я запросто могу подстрелить двоих!
Другой солдат:
— В таком случае мне можно идти домой?
Дама в Тель-Авиве в начале Шестидневной войны:
— Самое большее через месяц война кончится.
— Откуда вы знаете?
— Моего сына мобилизовали. А он никакой работы дольше месяца не выдерживал!
Предостережение солдатам: «Не пишите слишком часто вашей девушке. А то еще она влюбится в почтальона!»
Быстрая победа Израиля над арабами в июне 1967 года породила новый вид израильских шуток над хвастающимися своей храбростью, самоуверенными победителями.
Генералы Даян и Рабин скучают. Даян предлагает взять и начать войну. Рабин возражает:
— Ну, хорошо. А что будем делать во вторую половину дня?
Брежнев угрожает Джонсону атомной бомбой. Джонсон отвечает: «Не забывайте, что Израиль — наш союзник!»
Министр обороны Моше Даян приезжает к американскому президенту Джонсону, чтобы договориться о поставках оружия.
— Израильтяне тоже могли бы кое-что сделать для американцев, — говорит Джонсон. — Например, послать несколько батальонов во Вьетнам!
— Зачем? — удивляется Даян. — Разве вы хотите завоевать Китай?
Следующую шутку можно понять, только если исходить из душевного состояния израильтян после Шестидневной войны. Тогда, в июне 1967 года, Израиль атаковал намного превосходящие силы арабов лишь после того, как арабские армии подступили к его границам и объявили, что намерены уничтожить государство и народ Израиля. Хотя Израиль действовал в порядке самозащиты, тем не менее не только СССР и восточные страны, но и дружественная к нему до той поры Франция назвали его действия «агрессией».
Израильтянин, англичанин и американец отправляются на охоту в Африку и попадают в руки людоедов. Вождь дает пленникам понять, что перед смертью каждый может высказать по одному желанию. Израильтянин, к всеобщему изумлению, просит, чтобы вождь пнул его в зад. Тот с удовольствием выполняет это желание и сильно пинает его в зад ногой. Израильтянин отлетает в сторону, падает на землю, выхватывает из внутреннего кармана револьвер, убивает вождя и других людоедов и освобождает своих товарищей.
— Почему же ты не выстрелил сразу, раз у тебя был револьвер? — спрашивают его двое спасенных.
— А чтобы потом не говорили, что я поступил, как агрессор!
