Талмудическая техника еврейского анекдота
Есть три причины, по которым анекдоты евреев — или, по крайней мере, лучшие из них — глубже, острее, одухотвореннее и богаче, чем анекдоты других европейских и, как можно предположить, неевропейских народов. Две причины мы уже знаем: во-первых, это внешний и внутренний, постоянно грозящий опасностями гнет, которому подвергаются евреи в изгнании, и, во-вторых, природное остроумие переднеазиатской группы евреев, которые и создали еврейский народный анекдот как таковой. Испанские евреи никогда, даже в самой горькой нужде, не искали утешения в чем-то похожем на народный анекдот.
Но есть и третий, не менее важный элемент — это талмудическое образование, которое вплоть до ХХ века получали в Восточной Европе мужчины-евреи. Религиозные дискуссии, изобилующие остроумными и хитроумными деталями, развивают и оттачивают дух. К этому следует добавить особенности талмудической техники рассуждений: еврейский анекдот весьма выигрывает, используя эту технику.
Мы уже говорили, что в арамейском тексте Талмуда нет ни гласных, ни знаков препинания, так что уже сам процесс чтения близок скорее к интерпретации. Поэтому Талмуд предпочтительно читать вслух, хотя и негромко, и нараспев, компенсируя мелодией речи отсутствующие знаки препинания.
Подобное мы находим иногда в еврейском анекдоте. Вот, например, шутливое определение:
Что такое последовательность?
Сегодня так, завтра так.
Что такое непоследовательность?
Сегодня так, завтра так.
Или другой пример, еще лучше, потому что с подтекстом:
Фельдфебель. Новобранец Кац, почему солдат должен с радостью умереть за своего кайзера?
Кац. Ой, как вы правы! Почему он должен?
Еще одна типичная черта талмудического диалога заключается в том, что он любит сравнения, однако, при всей глубине мысли, никогда не вылущивает мотив сравнения в чистом виде, а вовлекает в процесс мышления весь контекст, которому этот мотив обязан своим существованием. Эта кажущаяся нелогичность в древности имела свой резон: ведь изначально Талмуд передавался из поколения в поколение только устно. Поэтому в контексте со сравнением читатель охотно пользуется случаем повторить те или иные места Талмуда. При этом может обнаружиться, что читатель (слушатель) уже совсем забыл, в каком контексте прозвучало сравнение.
В форме анекдота это выглядит так:
— Если вы сейчас сядете на этого великолепного коня и поскачете, то в четыре утра уже будете в Пресбурге.
— И что я буду делать в Пресбурге в четыре утра?
Отличительным признаком талмудических дискуссий является также проясняющий вопрос. Он прекрасно годится для того, чтобы выделить суть проблемы, и точно соответствует тому, что современная философия подразумевает под «феноменологической редукцией». Конечно, анекдот тоже освоил этот технический прием («Рабби, а может, все наоборот»?).
Характерно для Талмуда и то, что к правовым вопросам он подходит казуистически. Это ведь вовсе не свод законов в строгом смысле слова: Талмуд большей частью состоит из противоречащих друг другу мнений сотен ученых. А обычай и договоренность придали затем тому или иному мнению статус закона.
В анекдоте это выглядит так:
Только что овдовевший муж перед портретом своей жены:
— Ах, Тойба! Никогда больше мы не увидим друг друга — разве что на том свете! (С внезапной тревогой.) А есть он вообще, тот свет? (Успокаиваясь.) Свояк Бельшовский сказал: нет.
И наконец, отточенная талмудическая мысль с ее необычайно сложными, далекими от действительности выводами работает уже на саму себя, веселя саму себя, равнодушная к тому, не уничтожают ли ее логические ошибки, не ведет ли чрезмерная заостренность к ложным результатам. Раздел «Талмуд и Библия» содержит много примеров такого рода. При этом читатель не всегда уверен, смеяться ему или плакать. Например, когда обычный кучер, который, однако, вечером, закончив работу, не прочь пойти в бейс-мидраш и немного поизучать Талмуд, пытается с помощью заключений по аналогии и логических выводов «тем более» доказать своим пассажирам, что в экипаже, у которого сломались по очереди все четыре колеса, все же можно ехать дальше. Это смешно, но в то же время это ошарашивает. Потому что показывает, с какой энергией и с какой страстью даже скромные отцы семейства в Восточной Европе углублялись в схоластические, малопонятные дискуссии на темы Талмуда. Целый народ ученых богословов — едва ли в мире можно найти такой же!
Точно так же комичны и в то же время печально правдивы анекдоты, в которых меламед, учитель в начальной школе, хедере, путается в лабиринте комментариев к Библии и Талмуду. Однако сам факт, что он вообще этим занимается, уже достоен восхищения!
Для людей со стороны, которые никогда не знакомились с оригинальным текстом Талмуда, такие анекдоты едва ли полностью доступны. И все же некоторые из них включены в эту книгу. Потому что есть опасения, что те прекрасные сборники на идише, откуда и взяты эти примеры, никогда уже не будут переизданы.
